Избранное

В дом, со двора, вошел деревенский сторож. Поздоровался снизу с бульдозеристами и направился прямо в кухню.

— Ты где пропадал так долго? — спросил староста.

— Не так-то это скоро делается — всех по одному обойти. Кадиров сын собирается в Читкёй. Рамазан подрядился привезти дров для шейха. Заходил к Балабану Ахмеду и Губошлепу Шюкрю. Повидал Дурного Османа и Камалы. Они возьмут кирки и лопаты и придут маленько попозже.

— Еще, вишь ты, выламываются, уговаривай их. В кои-то веки выделили нам какой ни на есть бульдозер. Кажись, иди, работай, строй дорогу. Ан нет. Знали бы они, сколько времени я обивал пороги у начальства и нашего депутата! Подошвы протер.

— Рамазан говорит: «И на этот раз нас надули. Лучше бы голосовали за Рабочую партию».

— Ишь советчик какой выискался, лучше бы шел работать. Через четыре года пусть он и голосует за Рабочую партию. А у нас другого выхода нет. И так и эдак прикидывали: голосовать за этих или не голосовать. Решили голосовать. Ну и что? Слово-то свое они сдержали: пригнали бульдозер.

— Дурной Осман говорит: «Напрасно мы деньги на горючее собирали. Ни в Чивё, ни в Чавындыре этого не делали. Правительство само снабдило их горючим». Так он говорит.

— Много он знает, твой Осман! — озлился староста. — Неужто Исмет Кемаль потребовал бы с нас деньги, если б с других не брали? Ему лучше известно, какой в этом деле порядок. Да и что такое десять тысяч лир? По сотне с человека. Не обеднеем. Ты мне совсем голову заморочил своими глупостями. Возьми-ка эти подносы. Скоро уже полдень. Давно пора кормить бульдозеристов. Пусть хоть три метра сегодня проложат. А тут еще, упаси Аллах, дождь зарядит. Сам знаешь, у нас такая грязища бывает, что и бульдозер сядет, вытаскивай потом… — Он строго поглядел на сторожа и крикнул жене: — Да сними же ты наконец чайник. Долго он будет кипеть?!

Сторож взял два подноса, на один из них положил варенье и сыр.

— А где стаканчики и вилки? — спросил он.

— Это я сама отнесу, — ответила жена старосты.

Пока сторож поднимался по лестнице, оба бульдозериста внимательно рассматривали подносы — глаз не отрывали.

— А что, чая еще нет? — недовольно сморщился толстяк.

— Сейчас будет, сейчас, Ихсан-эфенди, — закричал староста из кухни, прежде чем сторож успел раскрыть рот. Он поставил на поднос чайник, положил вилки и начал взбираться по лестнице.

Толстяк закурил сигарету, пыхнул дымом и тут же раскашлялся.

— Вот так всегда по утрам, вредно курить натощак, — проворчал он, входя вместе со старостой в комнату.

Невестка домела пол и открыла окно, дожидаясь, пока уляжется пыль. Сторож как столб стоял посреди комнаты. Староста снова рассердился.

— Дочка, — крикнул он невестке, — внеси сюда столик, что там, за дверью, стоит. Внеси и накрывай.

Невестка растерянно заметалась по комнате.

Староста примостил поднос на тахте и сам внес столик.

— Ступай, — сказал он невестке. — А ты разливай чай, — обратился он к сторожу. И, разложив миндеры, пригласил бульдозеристов — Милости прошу. Присаживайся, Ихсан-эфенди. Присаживайся, Тунджер-эфенди. Присаживайся, брат. Отведайте, что бог послал.

— Валлахи, никакой спешки нет, — махнул рукой толстяк. — Если бульдозер не подкачает, мы в два счета дорогу закончим. Что тут делать-то?

— Иншаллах, закончим. Не тревожьтесь, — поддержал его тощий.

— Милости прошу. Присаживайтесь, — повторил староста.

Тунджер опустился на колени. Его напарник один занял полстола.

— Яиц всмятку нет? — спросил толстяк.

Староста промолчал, лишь покраснел.

— Завтра вели приготовить, — распорядился толстяк.

— Хорошо.

— Вот уже пять дней, как вы пичкаете нас розовым вареньем. От него только зубы портятся, а пользы никакой. Подай-ка нам лучше медку, прямо в сотах.

— Хорошо, — кивнул староста. — Дома у меня нет. Завтра я пошлю кого-нибудь в деревню Хаджилар. У Черного Османа там пасека.

— Возьми у него пять-десять сотов. Мед — вещь полезная, — веско произнес толстяк, сунул в рот гёзлеме и начал шумно отхлебывать чай.

Староста дал сторожу стаканчик чаю и гёзлеме. И сам сел с краю стола.

С кирками и лопатами на плечах во двор ввалились Шюкрю и Дурной Осман. Увидя старостину невестку — она обмахивала дверь в свою комнату, — пришедшие спросили:

— Как там эфенди, еще не готовы?

— Завтракают, дядюшка Осман.

Из кухни выглянула жена старосты.

— Поднимайтесь наверх.

— Что нам там делать? Здесь постоим.

— Выпьете по стаканчику чаю. Я чуть не ослепла, пламя в очаге раздувала.

— Пусть эти бездельники чаевничают. Что мы им будем мешать?

Шюкрю вытащил портсигар со свернутыми уже цигарками.

— Огонька нет? — спросил он жену старосты.

— Сейчас принесу.

Шюкрю последовал за женщиной в кухню. Не разуваясь, присел возле двери. Сюда же пришел и Осман. Жена старосты подала огонек. Шюкрю закурил цигарку. Угостил Османа. И тот задымил.

— Нет ли каких вестей от сына? — спросил Шюкрю.

— Какие там особенные вести? Иногда пишет.

— А деньги присылает?