Избранное

— Хотите, Метин, Мехмед, я и вас возьму с собой в Адану? А если потерпите два годочка, я привезу минибус. В Адану, Мерсин скатаем. Сегодня — Ташуджу, завтра — Юмурталык. За один день туда и обратно. Поставим себе в новом доме телевизор: смотри и радуйся! Откроем широкие окна. Мать польет бетонный балкон водой — чтобы попрохладнее было. Купим стол, стулья, ножи, вилки и ложки. И посуду разную. Там, на балконе, и будем обедать. В дом проведем электричество: вечером светло будет. Я вам куплю каждому по велосипеду. Садись и кати в школу. Семра, иншаллах, в институт поступит. Не жизнь, а сплошное удовольствие. Захотите, поедем в Германию. Годика три-четыре поработаем все вместе. Голландия там совсем рядом. Побываем в Амстердаме, Роттердаме. Говорят, Гаага, Мадуродам, Шевенинген — очень красивые города. А какие, говорят, вкусные сладости у голландцев! Пальчики оближешь. В выходные дни и мы туда съездим, попробуем, что это за сладости. На границе даже в паспорта не заглядывают. Никакой визы не надо. Конечно, и там эта самая инфляция, все дорожает. Но мы все-таки съездим. Вот еще два годочка повкалываю. А вы пока подрастете, уже и в школу пора идти будет. Если мы там останемся, я вас сразу же запишу в школу… — Увлекшись, Шакир разговаривал с детьми, как со сверстниками. Потом вдруг встал, еще раз умылся, снял пиджак со столба и набросил на плечи. Так ему больше нравилось — свободно, не стесняет. Надо дойти до Кёпрюбаши, а там уже можно поймать маршрутное такси.

— До свидания, тезкина дочь! — Он помахал рукой жене и детям.

— До свидания, отцов тезка!

Выйдя из калитки, он ощупал внутренний карман. Впечатление было такое, что в нем пусто. Он сунул в карман руку. Паспорт, хвала Аллаху, на месте. Вещь эта дорогая, дороже серебра и золота. Только разинь рот, сразу же сопрут. И тот, кто спер, отправится вместо тебя в Германию. Паспорт на месте, но где же билет? Шакир лихорадочно обшарил все карманы. Видя, что билета нет, он повернулся и быстро, почти бегом направился обратно. Схватил маленькую сумку, которая висела на сучке, и принялся в ней рыться.

— Где мой билет, Айше? — закричал он. — Паспорт на месте, а билета нет. Куда он запропастился, проклятый?!

— Не видела.

— Что-что?

— Не видела, говорю.

Билет все не находился.

— Неужто уперли?

— Не знаю. Говорю тебе, не видела.

— Правда, не знаешь?

— Я его сожгла, — призналась Айше, отведя глаза в сторону.

— Сожгла?

— Ну да. Бросила в огонь, он и сгорел.

— Верно?

— Верно.

Чтобы не упасть, Шакир схватился за столб. Ошеломление сменилось приливом ярости. Он ткнул жену кулаком прямо в грудь. Еще и еще. Айше как могла сопротивлялась, пустив в ход ногти. Завязалась драка. Издали на них поглядывали соседи, но никто не вмешивался. Лицо Айше покрылось синяками. Шакиров нос походил на большой стручок красного перца. Разошлись они, смертельно обиженные друг на дружку. Наступил вечер, но никто даже не вспомнил об ужине. К ночи Айше сварила похлебку, накормила детишек. Взяла большой хлебный нож, поднялась на вышку и легла спать. Нож она припрятала под матрас. Снова с небес струился светлый мед луны. Шакир поднялся на вышку поздно ночью.

— Говорила я тебе, не уезжай. Если уедешь, по рукам пойду. — Она достала хлебный нож и протянула его мужу. — Лучше зарежь меня сам. Пролей мою алую кровушку. Но не оставляй одну.

— Молчи, — Шакир закрыл ей рот ладонью. — А как же у других жены одни живут? Думай, что говоришь!

— Какое мне дело, как там у других? Я вот не могу. Не уезжай.

Шакир в сердцах схватил нож и зашвырнул его в огород.

— Ладно, черт с тобой, никуда не поеду. Только знай, тезкина дочь, ты сожгла не билет, а меня самого.

— Не уезжай.

Над землей ласково стлалась ночная тьма. Сверху улыбался веснушчатый лик небес. Квакали лягушки. Подвывали шакалы. Кукушки неторопливо пели свою песнь во славу любви.

Перевод А. Ибрагимова.

Ноль-ноль

Перед управлением по делам иммигрантов, как всегда, большущая толпа. И как всегда, в ней множество турок. Те, что пришли загодя, расселись по скамьям вдоль узкого коридора, ждут своей очереди. У кого в руках паспорт, у кого анкеты и бланки, все в неразборчивых каракулях. Многие женщины — с грудными младенцами или маленькими, лет пяти-шести ребятишками, только и смотри за ними, чтобы не нашкодили.