Избранное

— Буржуазия боится за себя. Чтоб уберечься, богачи никаких денег не пожалеют. Однако не думай, что они из собственного кармана расплачиваются. Все эти деньги у нас же и берут — налоги всякие, доход от наземных и подземных богатств.

— Неужели всему этому учат в институтах, прокурор-бей?

— Не называй меня прокурором. Вот кончу учиться, может, и стану. Ах, дедушка, если б таким вещам в институтах обучали, Турция давно освободилась бы. Есть книги, которых нам в университете и не показывают. Вот по ним-то и учатся настоящие патриоты. А на занятиях нам преподают римское право, законодательство Швейцарии, уголовное право Италии. Нас учат древней истории чужих государств, а нужные знания скрывают.

— Откуда ж ты родом?

— Родился в Стамбуле, а прописан в Бурсе, учусь в Анкаре. Отец мой — чиновник.

— За что тебя посадили?

— За пропаганду. Мы ради революции стараемся. Но есть среди нас продажные шкуры, стукачи. Они продают нас.

— Кто такие — стукачи?

— Людишки такие. Приходят куда следует и доносят обо всем, о чем мы промеж себя говорим.

— А этот, второй, тоже из-за стукачей сюда угодил?

— Он листовки расклеивал, кричал на улице: «Свободу Турции!» А может, распространял прокламации на Кызылае. Точно не знаю. Мы тут познакомились. Если это можно назвать знакомством…

— А нас с внуком за что взяли?

— Кто знает? Есть, наверно, причина.

— Полицейский говорил, будто на нас донес какой-то торговец Нежат-бей, приятель Халдуна-бея. Кто такой — не знаю.

Будущий прокурор удивленно глянул на деда.

— Неужто сам Нежат Сойтырак?

— Не знаю. Одно только могу сказать: этот самый торговец Нежат проживает на втором этаже в доме по улице Йешильсеки. Он увидел нас из окна и позвонил Халдуну-бею.

— Самому Халдуну-бею?! Эге, старик, не так-то просто будет вам выбраться отсюда. Придется вам позабыть родную деревню.

— Мы уж и так позабыли…

— Тот, кто велел арестовать вас, — большой человек. Влиятельного врага вы себе нажили. Тут не до шуток.

— Наш наипервейший враг — американский охотник Харпыр.

И не припомню в который раз начал дед рассказывать нашу историю. Как всегда, повел рассказ издалека, с того самого дня, как я принес в дом птенца куропатки. Слушая его, будущий прокурор не переставал смеяться. Он так хохотал, что разбудил задремавшего было будущего каймакама. Тот оторопело смотрел на нас, а будущий прокурор, подтолкнув его в бок, насилу выдавил сквозь смех:

— Вставай, вставай! Ты только послушай этого человека! Оказывается, он тоже угодил сюда из-за американского империализма!

— Э-э-э! — махнул рукой будущий каймакам. — Куда ни сунься, всюду эта Америка. Ты сам не из-за нее ли здесь оказался? Кому служат стукачи? Кто засылает в любую деревню своих агентов? Кто обирает нашу страну, скупая за бесценок подземные и наземные богатства? Кто лапу наложил на наши ископаемые, на нашу нефть? Кто, я тебя спрашиваю?!

Снова промеж них разгорелся спор. Они никак не унимались. Дедушка, притомившись, уснул сидя и проспал часа два. А мне никак не удавалось уснуть; трудное это дело — спать, привалясь спиной к холодной стене. Среди ночи будущий каймакам подошел к двери и начал изо всех сил тарабанить по ней. Послышался недовольный голос полицейского:

— Чего расшумелся, придурок?

— Это я-то придурок?! — вспылил студент, однако сдержался и скандалить не стал. — Господин охранник, будьте любезны, откройте дверь, мне в туалет надо.

— Не имею права открывать. Разве не знаешь, что это запрещено?

— Очень уж хочется по маленькому, господин охранник. Откройте, пожалуйста.

— По маленькому! — передразнил его полицейский. — Какие мы нежные, прямо целомудренная девица! Других слов не знаешь, что ли?

— Ну будьте добры, откройте дверь. Сил нет больше терпеть.

Было слышно, как охранник вставил ключ в замочную скважину, повернул, и дверь распахнулась. Молодой человек вышел, и дверь снова захлопнулась. Вскоре он вернулся.

— Может, еще кому надо? — спросил полицейский.

— Мне тоже, — отозвался будущий прокурор.

Вскоре и он вернулся.

— А вам не надо? — спросил полицейский деда.

— Хочешь? — повернулся ко мне дед.

— Нет, — замотал я головой.

— Нам не надо. Утром отольем, как привыкли, — ответил дед.

— Ну и грязища там, — обронил один из студентов.

— Бог даст, вскоре вернетесь к занятиям, — сказал дед, когда охранник ушел.

— Конечно, вернемся, — отозвался будущий прокурор. — Нас тут продержат не дольше чем до завтрашнего полудня. Потом переведут в центральную. Там дней пять или шесть бить и пытать будут. Только после этого устроят суд. А ведь по закону они не имеют права держать нас больше двадцати четырех часов. Однако им плевать на закон. Я ведь уже второй раз попадаюсь, так что все доподлинно знаю. Конечно, если ты из влиятельного семейства, если тебе найдут известного адвоката, если поднимется шумиха в газетах, тогда, конечно, через двадцать четыре часа предстанешь перед судом. А в прошлый раз меня мурыжили семь суток. Суд признал невиновным, и освободили.

— Слава Аллаху! Выходит, есть все-таки великодушные судейские.

— Судейские есть, а вот законов нет! На чьей стороне наши законы, ну-ка, скажи!