Избранное

Знай, ты родился Пелидом впервые, а после Менандром.
В образе ныне своем, а затем ты лучом будешь солнца.
Целых сто лет проживешь ты на свете и восемь десятков.

А Рутиллиан умер семидесяти лет от роду от разлития желчи, не дождавшись исполнения божественного обещания.

Этот оракул был из числа самоизреченных.

35. Однажды Рутиллиан спросил относительно брака, Александр ответил вполне определенно:

Дочь Александра и ясной Луны тебе будет супругой.

Дело в том, что Александр уже давно распространил молву, будто дочь была рождена ему Луной. Увидав Александра спящим, Луна будто бы была объята страстью к нему, так как имела обыкновение влюбляться в спящих красавцев. И вот умный Рутиллиан, нимало не колеблясь, посылает прямо за дочерью обманщика, и жених в шестьдесят лет заключает брак и живет с женой, умилостивив тещу Луну целыми гекатомбами; он думал, что и сам сделался одним из небожителей.

36. Утвердившись в Италии, Александр задумал еще большие предприятия: он стал отправлять во все концы римской державы слуг с предсказаниями, возвещая городам моровые язвы, предписывая остерегаться пожаров и землетрясений, обещая явиться надежной помощью от предсказанных им бед. Одно из таких прорицаний, тоже самоизреченное, он разослал во время моровой язвы по всем народам. Обещание состояло из одного стиха:

Тучу заразы от вас отражает сам Феб длиннокудрый.

Этот стих можно было видеть на всех дверях: его писали, видя в этом средство отвратить заразу. Вышло же для большинства обратное обещанному: по какой-то случайности наибольшее опустошение произошло в тех домах, на которых был написан этот стих. Не думай, будто я хочу сказать, что их погубили эти слова. Виновником оказался случай; возможно и то, что многие, надеясь на изречение, вели слишком беззаботный и легкомысленный образ жизни. Они ни в чем не помогали оракулу избавить их от болезни, так как имели своими защитниками только слова и длинноволосого Феба, стрелами отгоняющего заразу.

37. В самом Риме Александр содержал, конечно, много соглядатаев, своих сообщников, которые доносили ему о настроении каждого, предупреждали о возможных вопросах и наиболее сильных желаниях. Таким образом, Александр был всегда подготовлен к ответу прежде, чем приходили посланные.

38. Кроме всего предпринятого в Италии, Александр придумал следующее: он установил какие-то мистерии, продолжавшиеся три дня подряд, с шествием, в котором участвовали факелоносцы и иерофанты.107 Как в Афинах, первый день мистерий начинался возгласом: «Если какой-нибудь безбожник, христианин или эпикуреец придет подсматривать наши тайные богослужения, он будет изгнан; верные пусть приступают к таинствам в честь бога в добрый час». Сразу же после этого возгласа происходило изгнание; Александр первым произносил: «Христиан — вон!» — а толпа отвечала: «Вон эпикурейцев!» Затем происходило священное представление: разрешение от бремени Латоны, рождение Аполлона, брак с Коронидой и появление на свет Асклепия. На второй день праздновали явление Гликона и рождение этого божества.

39. На третий день справляли брак Подалирия и матери Александра; этот день носил имя Дадис, так как зажигались факелы.108 Напоследок же представлена была любовь Александра и Селены и рождение жены Рутиллиана. Факелоносцем и главным жрецом был Эндимион-Александр. Он возлежал посреди храма и, конечно, спал; вместо Луны к нему спускалась с потолка, как с неба, некая Рутиллия, молодая и красивая жена одного из императорских прокураторов; она действительно была влюблена в Александра и пользовалась взаимностью; на глазах ее несчастного мужа среди храма происходили поцелуи и объятия; и если бы не слишком яркое освещение, то, конечно, было бы совершено и то, что происходит втайне. Немного спустя Александр вновь выходил в наряде жреца и среди полного молчания громким голосом произносил: «О, Гликон!» Следовавшие за ним подлинные Евмолпиды и Керики109 (это были пафлагонцы, обутые в грубые сапожищи и распространявшие запах чесночной похлебки) отвечали в свою очередь: «О, Александр!»

40. Часто во время праздника с факелами и религиозных танцев Александр преднамеренно обнажал и показывал свое золотое бедро, по-видимому, прикрытое золоченой кожей и сверкающее при свете факелов. Как-то двое мудрых глупцов решили спросить, не обладает ли он вместе с золотым бедром также и душой Пифагора или похожей на нее, и передали этот вопрос Александру. Владыка Гликон разрешил их недоумение в таком изречении: