Избранное

В канцелярии в те дни было много работы. Выписывались платежи, и народ валил валом; сидя за своим столом, я наблюдал, как у барьера, разделявшего комнату надвое, Цана обслуживала клиентов — словно бес вселился в эту женщину. Она вдруг ожила и если не похудела, то определенно приобрела изящество и гибкость. Ее пышные формы наполнились страстью, так что казались мне теперь не лишенными соблазнительной прелести, способной вызвать желание. Кит словно придал ей уверенности в своих силах и вызвал в углах губ победную и лукавую усмешку счастливой в любви женщины, которая весьма приятно провела предыдущую ночь. Признаться, все происходящее у барьера занимало меня несравненно больше, чем расчеты, лежащие передо мной, и я, бледнея от негодования, наблюдал за Цаной, готовый побиться об заклад, что по крайней мере с каждым вторым посетителем она не хуже кассирши или представителя рекламного агентства заводит разговоры о ките. Я вел свою статистику, по выражению лиц и перехваченным взглядам подсчитывая, сколько сочувствующих набралось у Цаны, а следовательно, у кита. И был приятно поражен, обнаружив, что есть еще такие, которые не поддались психозу и сохранили вопреки всему независимый образ мысли и самостоятельность взглядов. К моему удивлению, по большей части это были люди в возрасте, скромные труженики. Народ многоопытный, серьезный, а если и помоложе годами, — то такие же мастеровые и рабочие. Из тех, кто знал почем фунт лиха — с них хватало и своих забот и дел. С женщинами обстояло как раз наоборот; девушки, помоложе и посмазливей, веселые и бойкие, уже искушенные в любви, слушали разговоры про кита с немой усмешкой. Мол, «мне и без него известно кое-что другое» или «рассказывай, рассказывай про своего кита, а меня волнует больше сегодняшний вечер и то, что будет потом», — как бы говорили их румяные лица. В то же время женщины от сорока до пятидесяти лет и особенно бездетные были целиком поглощены китом. Они являлись в канцелярию озабоченные и хмурые или раскрасневшиеся и запыхавшиеся — в зависимости от возраста и темперамента — и шептались с Цаной. Одни возбужденно, словно поверяли свои любовные тайны, другие страстно, третьи сдержанно и строго, как обманутые жены, которые сетуют на своих мужей. У одних физиономии вытягивались, как у старых дев, и приобретали заговорщический вид, но попадались посетительницы и другого рода — точно свахи, озабоченные устройством свадьбы и, конечно же, приданым, они тараторили без умолку, не давая Цане вставить и словечко. А я все сортировал и считал, сортировал и считал и, болея за «наших», каждый невыясненный случай относил, признаться, к партии независимых, тем не менее остававшейся прискорбно малочисленной. Однако уже само наличие моих единомышленников служило для меня утешением. Может быть, где-то они есть и еще, в других учреждениях и вообще где-то в городе.

Вот о чем я думал и, конечно, делал ошибки в своих ведомостях. О ките со мной никто ни разу не заговорил. Но, судя по спешке, с какой все кинулись обедать, я догадался, что Цане удалось раздобыть билеты для отдела. Она страшно гордилась своим успехом, я же приписывал его тому, что наше учреждение имело высшую категорию и постоянный контакт с заграницей.

Итак, после обеда должна была состояться первая экскурсия. Оповещение об этом висело внизу, у входа, на доске объявлений. Я остановился, будто бы завязывая шнурок, и, незаметно поглядывая исподлобья прочитал:

ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!

Настоящим доводим до сведения всех служащих нашего учреждения, а также их близких, что сегодня в три часа дня состоится первое коллективное посещение КИТА, выставленного для всеобщего обозрения на Ташмайдане. Выступление в три ноль-ноль от нашего подъезда. Опоздавших не ждем! Убедительная просьба ко всем товарищам — не брать детей ввиду возможной давки. Разрешается привести не более двух членов семьи.

Меня никто не пригласил. Даже дядя Милош. И все-таки я мог пойти, потому что в объявлении сказано: «Всем! Всем! Всем!» Надо побыстрей сходить в столовую, проглотить остывшую фасоль и вернуться обратно. Я бы даже успел забежать домой и взять с собой хозяйку (вместо родни) или пригласить Десу. (Хотя нельзя быть эгоистом — надо повести сестру и ее девочку.)