Избранное

Пострадавший не оправился еще от потрясения, он попеременно краснел и бледнел и едва сдерживал брань. Хватая воздух, он выкрикнул сдавленно:

— Какой к черту ущерб! Кто это тут может поправить? Не умеете пользоваться тормозом, нечего ездить!

Вокруг них, не давая пройти к столикам, образовалось кольцо любопытных. Он вытащил бумажник.

— Не много? — засомневался даже сам сердитый иностранец. — Впрочем!.. — передумал он, решив, по всей видимости, наказать болвана, выхватил у него деньги из рук, грубо растолкал толпу и зашагал к своему «опелю».

Кофе и отдых теперь уже его не привлекали. Объехав толстого иностранца, все еще рассматривавшего место повреждения, он вывел машину на шоссе. От моря его отделяла последняя гряда холмов; в нынешнем его состоянии это займет больше часа. Море открылось ему в тот момент, когда в него садилось солнце. Потом стало быстро темнеть, внизу, под ним, и наверху появлялись робкие еще огни зажигавшихся окон и звезд. И если бы не свет автомобильных фар, нащупывавших впереди кусок шоссе, в кромешном мраке невозможно было бы определить, где простирается небо и где лежит земля.

Последним усилием воли вел он машину. Ему казалось — если он не доедет до моря сейчас, он не доедет до него никогда. Недостанет дыхания, как чересчур самонадеянному пловцу, нырнувшему слишком глубоко.

Нижние огни все приближались. Еще немного, и они будут рядом. Позади остался еще один поворот. И вот, ослепленный внезапным светом, он вынырнул из непроглядной тьмы и очутился, по всей видимости, в каком-то придорожном селении. Мгновенным взглядом он успел заметить идущих по дороге людей и справа от нее, на каменной террасе, столики с посетителями. До слуха его долетели звуки музыки, пахнуло дыханием моря. Он нажал на тормоз, нога ушла в пустоту, машина продолжала двигаться — прямо на террасу. Он рванул ручной тормоз, остановил машину и упал головой на руки, сжимавшие баранку.

III

На втором этаже сельской гостиницы мест не было; единственный номер, который сдавали редким приезжим, сейчас держали для хозяйских родственников, ожидавшихся из Новиграда.

— Попробуйте поискать что-нибудь внизу, в селе, если вы не слишком привередливы. Там у них чисто, только электричества нет и водопровода. А я бы вам советовал проехать еще десяток километров до Новиграда. Остановитесь в «Гранд-отеле». Это лучший здешний отель.

Все это ему объяснил служитель, а возможно и хозяин гостиницы — не выходя из-за стойки и продолжая перемывать бокалы и расставлять их по полкам, — черноволосый и смуглолицый, рано располневший слащавый молодой красавец в рубахе с закатанными рукавами и фартуке.

В узком сводчатом зале в одном углу, подперев стену спиной и, казалось, со вчерашнего дня не двигаясь с места, сидел небритый захмелевший работяга. В другом — седой пожилой человек городского вида, с нескрываемым любопытством, словно в бинокль, рассматривавший вошедшего сквозь стекла очков. За третьим столом, так низко наклонясь к тарелке, что невозможно было разглядеть лица, подкреплялся проезжий, скорее всего шофер. Пахло вином, жареной рыбой и оливковым маслом.

Молодой хозяин вышел из-за стойки и привел босоногого мальчика.

— Проводишь господина к Стане. Скажешь, я послал, пусть отведет ему комнату наверху. Надеюсь, господин, сегодня вы и там неплохо отдохнете. Машину можете поставить за домом, под виноградом. Не беспокойтесь, ее никто не тронет, а утром, если вам здесь не поправится, дальше поедете.

Мальчик впереди, он за ним, спускались они узкой, глубокой и изрытой, точно русло потока, тропой, пролегавшей между каменной оградой и живой изгородью. По здешним понятиям, было уже поздно: громкоговоритель выключен, перед гостиницей потушен свет. Мальчик шел молча, не поднимая головы, и оборачивался только убедиться, что его спутник следует за ним. Трещали цикады, где-то рядом шуршало море, чувствовался знакомый соленый и влажный запах прогретой солнцем воды и прелых водорослей.

Они спустились по нескольким ступенькам и пошли вправо песком.

— Скоро, — сказал мальчик. — Осторожнее, не зацепитесь за сети, тут, на кольях. Держитесь ограды! — Мальчик был не по годам серьезный, степенный и снисходительно грустный. Его певучий выговор был незнаком приезжему, привычному к разным наречиям. Музыкальный и протяжный, он как бы брал тоном выше, для выкрика, и резко опускался в самый последний момент.

Они шли по песку, утопая едва не по щиколотку. Прошли мимо источника; в темноте журчала вода. Вниз уходила полоса прибрежной отмели; море тихо шлепалось о берег, но в темноте его не было видно, и только лодки, вытащенные на песок, и шелест волн говорили о том, что оно совсем близко. На длинных шестах, проложенных в рогатках вбитых кольев, сушились наподобие белья на городских окраинах рыбацкие сети. Трепещущие и неверные огни указывали дома. Где-то поблизости залаяла собака.

Остановились перед калиткой в каменной ограде.

— Я мигом. Подождите тут! — сказал мальчик и скрылся во дворе.