Избранное

Дрожа как от озноба, Лайош поднялся на леса, где Водал заливал бетоном арматурный костяк крыши. С тех пор как Маришка лишилась места, они друг друга сторонились. Водал чувствовал смутную потребность как-то оправдаться перед Лайошем, а тот был сердит и на Маришку, и на него из-за ребенка Тери, будто на свет его произвела не Тери, а все, вместе взятые, прелюбодеи и прелюбодейки мира. Иногда они улыбались друг другу. Водал — доброжелательно и просительно, Лайош — скорей натянуто: у Лайоша, что бы он ни переживал в душе, лицо умело выражать лишь подобострастие. Говорить же они говорили только о том, что относилось к делу. Но сейчас Лайош был слишком перепуган: из пещерного бытия за ним протянулась влажная, липкая рука, и он нуждался в помощи Водала, чтобы освободиться от нее, как по приходе в Пешт — от шомодьского мужичонки. «Тут один старый знакомый ко мне прицепился, когда я от поставщика шел, — объяснял он, слегка запинаясь. — Когда-то был порядочный человек, даже аттестат имеет, а теперь совсем опустился. Пристал ко мне, чтоб я сюда его порекомендовал. Как раз тебя, думаю, здесь только и не хватает. Последнее пропадет, что есть. Сказал я ему, мол, приходи в обед к господину Водалу. А сам пока решил вам рассказать». — «Не бойся, парень, уж я его пошлю куда надо», — весело ответил Водал. Он рад был, что брат Маришки обращается к нему с просьбой, и тут же высказал то, к чему сам готовился. «Я все равно хотел с тобой потолковать. Вечером, когда кончим, зайдем на стакан фрёча к Веберу». — «Я с радостью, — ответил Лайош, все еще волнуясь насчет Корани. — Только уж вы скажите ему, господин Водал, что я-то его рекомендовал, только сейчас сделать ничего нельзя. Подрядчик, мол, и так хочет работы остановить, брать никого больше не будут. А если он меня будет искать, то меня нету, куда-нибудь послали… А я там где-нибудь в сливах посижу». — «Ладно, не беспокойся, как-нибудь разберусь я с ним… Значит, согласен?» Он положил руку Лайошу на плечо. «Конечно», — ответил тот, чувствуя в сердце прежнюю благодарность.

В обед припадочный действительно пришел и стал спрашивать господина Водала. Лайош сидел в кустах и чистил колбасу. Ему казалось, разговор идет уж очень долго. Хромой, увидев Лайоша, устроился рядом со своей едой. «Слушай, там все еще этот человек с Водалом говорит?» — спросил Лайош. «Какой, с небритой рожей? Прогнал его господин Водал. Чем-то он очень его рассердил, тот даже кричал вдогонку: мол, смотри, если я тебя еще здесь увижу…» — «Вот как?» Корани, видно, ушел куда-то, раз он его не видел. Но вместо облегчения Лайош вновь встревожился и помрачнел. Правда, на стройку сейчас все равно никого не берут, и вообще лучше от таких, как Корани, держаться подальше; и все же что-то словно бы осталось, прилипло к Лайошу из того, что говорил припадочный о жалости и милосердии. Почему, в самом деле, у него лицо такое синее, да еще и слезу он пускает то и дело? Нет, никуда не годится этот мир, правильно говорил младший Даниель. Не надо было все-таки Водалу на него кричать. А вообще-то он правильно, пожалуй, сделал. Ему, Лайошу, тоже надо было бы просто взять да прогнать его, не разводить с ним разговоры.