Избранное

Всего лишь три-четыре дня оставалось до конца работы; электрики и рабочие, трудившиеся на крыше, ворчали: чего тут эти мешаются под ногами. Лайош решил заговорить с барыней в самый последний момент. Размешивая известь, он сочинял про себя целые маленькие речи и чуть не каждый час менял свой план. «Дом теперь у вас есть, барыня, — произносил он в одном варианте, в конце последнего рабочего дня, споласкивая под краном руки, — а вот сад когда еще будет? Тут вас и обдерет по-настоящему какой-нибудь проходимец». Был вариант попроще. «А что с этой люцерной? — небрежно пинает он поникшую, желтую траву. — Нехорошо, что возле такой красивой виллы сплошной бурьян. Хотите, я вскопаю, барыня?» Произносит он это как бы между прочим, будто ему и в голову только что пришло. Господа — народ непростой, они скорей сделают что-то, если увидят, что человек не очень в них нуждается. А может, лучше подойти с заискивающим видом? «Уж так бы вы мне удружили, барыня. Сад все равно ведь надо перекапывать кому-то. Дешевле, чем я, никто вам не возьмется». Тут бы и выяснилось, есть ли у хозяйки сердце. Коли нету, значит, бери свой мешок, Лайош, и отправляйся в Сегед, в дождь и тьму, на шею к сестре… Во время перерывов хозяйка иногда совсем одна сидела нахохлившись на своем стульчике; в такие минуты словно кто подталкивал Лайоша: ступай потолкуй с ней, попроси. Но страх заставлял его вспоминать свое решение: в последний день — значит, в последний. Пока он раздумывал, кто-нибудь подходил к хозяйке за распоряжениями или Даниель оказывался возле нее со своими шутками.

Яма с известью была позади барынина стульчика, и Лайош, работая мешалкой, улавливал кое-что из разговоров. Чаще всего речь шла о водопроводных кранах, проводе, ценах; но однажды Даниель заговорил и про сад. «Э, не горюйте, барыня. Пускай дорого обошелся этот дом, к весне мы вам такой салат здесь вырастим, в два счета вернете деньги, которые родственничек унес». — «Салат! Когда еще здесь будет салат? Нет у меня денег, чтоб землю обработать», — вздохнула хозяйка. «А садом заниматься надо. Целый год пропадет, коли деревья сейчас, осенью, не посадить». Хозяйка задумалась над этими словами. «Как вы считаете, дорого это обойдется, сад?» Даниель оглядел участок, словно ему лишь сейчас пришло все это в голову. «Люцерну как попало нельзя перекапывать. Оставите в земле один корень — весной так полезет трава, что все заглушит; ищите потом свою петрушку». — «Ну а все-таки?» — «Скажем, за двести пенге и я бы взялся». — «За двести… Где у меня двести пенге?» — горько засмеялась барыня. «Зато чистый доход. Подумайте-ка сами — и на рынок ходить не надо: фасоль, горох, картошка — все возле дома. И сад будет на год старше. Случится продавать дом — на сад тоже посмотрят». Лайошу надо было нести ведро, ему уже кричали из дома. Но близкая опасность переборола в нем нерешительность. Вернувшись за другим ведром, он — пан или пропал! — подошел прямо к хозяйке.

«Я слышу, старый хрыч уговаривает вас сад обрабатывать». — «Да что из того, если нет денег», — печально махнула рукой барыня. «Кое-кто взялся бы и дешевле», — со значением сказал Лайош. Хозяйка бросила на него взгляд и ответила лишь: «Я и так знаю». Они помолчали. «Коли бы вы мне эту работу дали, я бы вскопал за сорок, — выдавил Лайош, измученный этим молчанием, — и деревья бы посадил», — добавил он, вспомнив доводы Даниеля. Барыня поежилась в своем свитере. Судя по ее лицу, она не спешила хвататься за предложение. «Мы еще поговорим об этом, Лайош, ступайте пока работать». Из ванной, под малярной кистью, Лайош то и дело выбегал в соседнюю комнату посмотреть на барыню в окно и попытаться на ее лице прочесть приговор себе. Но та разговаривала с мастеровыми, подписывала какие-то бумаги, показывала инженеру пятна на штукатурке, ничем не выдавая, что в голове ее решается сейчас его, Лайоша, судьба. Однако в обед она подошла к нему. «Вот что, Лайош, в октябре все равно нужен будет сторож; получите тридцать пенге и заодно сделаете все. Денег у меня больше нету, но еда, одежда какая-нибудь найдется». Лайош положил ножик и соленый огурец рядом с собой и привстал с носилок. Так, ни стоя, ни сидя, он улыбался хозяйке, пока она не отвернулась.

«Что это ты там сделаешь заодно?» — с любопытством спросил хромой, выковыривая кончиком ножа свиные шкварки из жестяной кружки. «Я-то?» — переспросил Лайош, словно вопрос был самый пустяковый. Он чувствовал — хромой будет зол на него, что он получил работу при доме; поэтому он старался скрыть свою радость. «Да вот люцерну им переверну немного», — ^;сказал он спустя некоторое время. Хромой сунул кружку в мешок, защелкнул ножик, молча поднялся и ушел. С тех пор как Лайош швырнул наземь колбасу, они все больше остывали друг к другу.