Избранное

Лайош, правда, догадывался уже, что хозяин неспособен, пожалуй, на такие откровенные жесты, какими у него на глазах старый Хохварт выражал свою симпатию к молоденькой манекенщице. Барин для этого был слишком уж хитрым. Но иным, каким-то неведомым образом, который и сущности самой Тери, умеющей так легко преодолевать кордон медных ручек, более соответствовал, он держал все же девушку в своей власти, без особых усилий добиваясь от нее того, чего хотел. Изредка Лайошу удавалось-таки застать их вдвоем; каждый такой случай подвергался потом тщательному, пристрастному разбору. Барин редко заходил в кухню, а когда заходил, то решительно отвергал всяческие услуги. Правда, утренний чай свой он почти всегда выпивал за кухонным столом, торопливо втягивая горячую жидкость в узкую щель рта. «Давайте я в комнату отнесу», — краснела, топчась рядом, Тери. Но барин только отмахивался: «Мне и тут хорошо». Если после обеда он опять собирался в город, то сам чистил свои ботинки, Тери же лишь стояла рядом, подавая ему после жесткой мягкую щетку, потом бархотку. Отряхнуть от перхоти воротник он еще кое-как позволял ей, но, когда она переходила на плечи и лацканы, решительно забирал щетку. Пальто ему тоже нельзя было подавать. «Что вы, не надо, — говорил он. — Мне так удобней». Однажды барин вместе с Тери осматривал новую ограду; Лайош приблизился к ним: речь шла всего лишь о том, что неплохо бы самим покрасить ее суриком.

Обязанности истопника давали Лайошу поводы для неожиданных вторжений. К таким операциям он прибегал нечасто и старательно их заранее подготавливал. Правда, на худой конец его всегда мог выручить аргумент: показалось-де, что огонь гаснет. Но он хорошо знал своего зверя и применял этот ход, только если хозяйки не было дома, а Тери убегала на господскую половину. Обычно он ничего особенного не замечал: барин писал, Тери возилась с тюлевой занавеской или полировала буфет. Но однажды дверь в кабинет барина оказалась закрытой, Тери тоже не было видно. Лайош, прежде чем сыпать уголь в топку, замер, прислушиваясь. В кабинете заскрипел стул — словно барин отодвинулся от стола, чтобы дать Тери место у себя на коленях. Лайош одним движением опрокинул ведро в горячую пасть. Стул снова скрипнул, однако ни шепота, ни порывистого дыхания не было слышно. Сердце казалось глыбой льда, но мозг Лайоша работал быстро и четко. Он с шумом распахнул дверь в прихожую, тут же захлопнул ее, щелкнув замком, а сам остался в комнате. Выждав с минуту, он на цыпочках двинулся обратно к печке: на всякий случай он там оставил совок для угля. Барин что-то тихо сказал в кабинете. Прежняя сцена — Тери у барина на коленях — проступила в воображении Лайоша еще четче. Он подкрался к двери, готовясь внезапно открыть ее. Что сказать барину, он, наверно, сообразит в последний момент. И тут сверху, с лестницы, раздался голос Тери: «Лайош, чего вы там бродите? Знаете ведь, что барин работает!..» Она все время была наверху, топила печь в ванной.