Избранное

«6 декабря. Сегодня, видимо по наущению отца, шейх сказал мне, что, так как я уезжаю и одному богу известно, на какой срок (а шейх, вероятно, подумал: быть может, навсегда), мне надлежит отослать Аази и немедленно жениться на другой. Я отказался. Между тем у нас в горах так поступают многие, и никто их за это не осуждает.

Шейх сказал, что он уже переговорил по этому поводу с Тамазузт и что Аази не возражает.

Аази не возражает? Неужели в сердцах наших милых спутниц жизни может быть столько лицемерия? Неужели я так долго, так упорно заблуждался?

А впрочем, как знать? Аази ничего не сказала мне о своем разговоре с шейхом, быть может, именно оттого, что она не возражает. К тому же легко себе представить ход ее мыслей: поскольку довольно вероятно, что я стану добычей ворон в каком-нибудь уголке Франции или Германии, ей нужно теперь же постараться найти себе другого мужа. И я полагаю, что для всех наших жен, которым тело дороже души, предпочтительнее иметь мужем живого грузчика, чем мертвого героя.

Менаш был прав, когда говорил… (Далее следует неразборчиво написанное по-берберски медицинское определение женщины, не делающее чести слабому полу.)

7 декабря. В долине свирепствует эпидемия тифа. До сих пор она щадила нас, а теперь подбирается и к горам. В Аурире уже отмечено шесть случаев. Как будто недостаточно войны!

Давда убедила Акли, что надо бежать от опасности, пока есть время, и, несмотря на большой риск, несмотря на то что дорога отнюдь не безопасна, завтра они уезжают в Айн-Бейду.

Давда любит похваляться, что обуздала Акли. Не только обуздала — она его связала по рукам и ногам.

9 декабря. Вчера утром Акли уехал в своем „плимуте“. Менаш провел всю ночь с ватагой, но Муха, по его словам, с ними не было. У нашего пастуха лихорадка. Только бы не тиф!

Шейх настаивает. Он ходил к Латмас, и Латмас одобряет развод. Подумать только! Какова дочь, такова и мать: старуха, вероятно, уже видит меня мертвым и не чает, как избавиться от меня. Шейх сказал также, что, если я не расстанусь с женой, отец умрет от горя.

Как бы то ни было, Аази старается убедить меня в своей любви, старается усыпить мои подозрения или вновь оживить угасшую нежность. Она то и дело заводит разговор о Секуре. Вот уже два месяца, как Ку родила пятого ребенка, и Аази считает, что теперь, в отсутствии Акли, Ибрагиму должен помогать не кто иной, как я. Что ей за дело?»

* * *

А Секура все так же бедствовала. За несколько недель до родов она сказала Ибрагиму:

— Я поживу немного у отца и возьму с собой детей. Я давно с ним не виделась, да и маме надо помочь по хозяйству. Твоя мать позаботится о доме.