Избранное

Тем временем Азуау не дремал. Для расправы с Уэльхаджем он решил прибегнуть к чьим-нибудь услугам, с тем чтобы в случае вмешательства правосудия доказать свое алиби. Он сообразил, что отъезд Уэльхаджа очень ему на руку, ибо если враг умрет у арабов, то кто же решится утверждать и как можно будет доказать, что истинный убийца он, Азуау? Ведь в это время он будет в Кабилии. Следовательно, действовать надо немедленно. Какой-то земляк свел его с Уали, но тому это дело претило, и он отказался. А тут Азуау узнал, что некий Равех из Тазги имеет на Уали большое влияние, и стал просить Равеха уговорить приятеля. Равеху вовсе не хотелось подводить Уали под пожизненную каторгу, ибо Уали нужен был ему самому, а с другой стороны, ему надоело подыхать с голоду, как он говорил, по шести месяцев в году. Но как упустить вознаграждение, которое Азуау осторожно обещал ему, если он отыщет подходящего человека? Поэтому Равех и вспомнил об Ибрагиме, таком же бедняке, как он сам, и даже еще более бедствующем, поскольку Ибрагиму приходилось кормить большую семью.

Едва Равех кончил рассказывать, как Ибрагим бросился на него и схватил за горло. Он так сжал его, что Равех мысленно уже прощался с жизнью. В конце концов Равеху с большим трудом удалось оттолкнуть ногой камень, подпиравший дверь; он распахнул ее и бросился бежать. На площади Паломников у самых ушей Равеха просвистела палка, которую бросил в него Ибрагим. Равех услышал, как Ибрагим кричит ему вслед:

— Ах ты, шваль подзаборная!

И он поспешил скрыться за углом.

* * *

Убедившись, что Ибрагим не бежит вдогонку, Равех спешно юркнул за мечеть. Он наградил ударами палки дремавших там собак, и те разбежались, скуля.

«Этот болван Ибрагим околеет на соломе, — думал он. — Бедняку ли думать о честности!»

На площади Паломников он споткнулся о чье-то распростертое тело, не заметив его в темноте.

— Чтоб тебе ослепнуть! — проворчал незнакомец, проснувшись, и сразу же опять уснул.

— Тебе того же! — воскликнул взбешенный Равех и с силой ударил спящего по растопыренным ногам.

В ответ раздался лишь глухой храп.

Равех шел, время от времени повторяя:

— Вот дурак-то! Ну и дурак!

Он шел быстро.

Вскоре он оказался в нижней части Тазги, на Вязовой площади; здесь не было ни души. Он рассеянно прислушивался к однообразному и нежному журчанию реки, доносившемуся со дна долины. «Ничего не поделаешь, — подумал он, — придется это сделать Уали, хоть он достоин и более важных дел». Он завернулся в бурнус и сразу же уснул, несмотря на резкий холод, который пощипывал ему лицо и ноги, несмотря на голод, терзавший его, ведь он весь день ничего не ел, а скотина Ибрагим даже не пригласил его к себе.

Равех понимал, что Уали не так-то уж счастлив в браке. Из своего разнообразного и поучительного опыта молодого мужчины Уали вывел заключение, что все женщины по сути своей проститутки, что не найдется среди них ни одной, которая не согласилась бы продать свое тело, а то и душу (если только она у нее есть) за тряпки, за флакон духов или глупую, пошлую лесть. Против этого зла он нашел действенное средство: жен надо доводить до такого изнеможения, чтобы в голову им уже не лезли никакие дурные мысли. Вдобавок какой-то старик однажды сказал при нем, что пророк, пребывающий в райских кущах, смеется всякий раз, когда мусульманин бьет свою жену; эта фраза стала любимым изречением Уали и основой его поведения.

Как человек, у которого слово не расходится с делом, он неуклонно применял это правило в отношении Даади и, когда бывал дома, бил ее почти каждый день, и, случалось, до крови.

Равех, закоренелый холостяк, все это знал. Он знал также, что после побоев Уали всегда спит отдельно от жены — не из деликатности, а для того, чтобы не могло показаться, будто он уступил. Вместе с тем темперамент не позволял ему выносить долгое воздержание. Целых три месяца Уали почти каждый день давал пророку повод посмеяться, а Равех тем временем ловко распалял желание Уали. Изо дня в день он описывал приятелю красоту Кельсумы, жены Уэльхаджа, той самой, из-за кого был убит Умауш. Да она и вправду была женщина исключительной красоты.

«Я показываю чистый, свежий источник человеку, которого так одолевает жажда, что он готов напиться из грязной лужи», — рассуждал про себя Равех.

На другой день, проснувшись на заре от постукивания деревянных башмаков, он принял твердое решение.

В тот же день, с наступлением сумерек, он отправился в ту часть леса, где надеялся встретить Уали. На место он пришел лишь на рассвете следующего дня. Уали он не застал — его послали с поручением в Ребеваль, а возвратиться оттуда он должен был лишь через двое суток — двое суток, которые Равех провел в кругу товарищей своего друга и в таких условиях, что он дал себе клятву никогда не уходить в горы, хотя Уали постоянно и звал его туда.