Избранное

ибо лишь в заблужденье, лишь благодаря заблужденью,
неизбежному своему вечносущему Днесь,
становится человек самим собой —
человеком ищущим;
ибо он нуждается в познании тщетности,
он должен бестрепетно принять ее ужас,
ужас всякого заблужденья
и, познавши ужас, испить до дна его чашу,
осознать его и проникнуться им —
не самоистязания ради, а потому,
что лишь в таком познающем проникновении
преодолевается ужас
и человек обретает возможность
сквозь роговые врата ужаса войти в круг бытия;
и потому приемлет его вся беспредельность сомненья,
приемлет в свою необъятность, будто и нет уж под ним
палубы корабля,
хоть и несом сквозь эфир он парящей ладьею;
и приемлют его беспредельные пажити и просторы
осознанья,
просторы его осознающего Я,
удел души человеческой;
тот же, за кем закрылись
тяжелые врата ужаса,
тот прибыл в преддверье реальности,
и неведомый поток, коим несомо его паренье,
сама неведомость эта становится для него
основою знанья,
ибо она есть стихия текучего роста его души,
незавершимой ее незавершенности,
что являет себя, однако,
как беспредельная целокупность,
когда Я осознает себя,
осознает текучую целокупность вселенной,
бесконечную в своем расширенье,
и охватывает ее всю сразу
единым оком,
отчего все приемлющие его пространства
становятся одним единым пространством,
одним-единственным пространством истока,
хранящим в себе наше Я и этим же Я хранимым,
объемлемым нашей душой и эту же душу объявшим,
покоящимся во времени и указующим время,
подвластным закону познанья и творящим познанье,
вместе с душою парящим в текучем своем расширенье,
в парящем своем расширенье и становленье,
каковое одно есть исток реальности,
и. так запредельно-безмерно скрещенье сияний души и вселенной,
что паренье и укорененность, освобожденье и заточенье
сливаются в неразличимо-прозрачное единство,
о, столь непреходяще-непреложное,
о, столь неимоверно-прозрачное,
что в непроницаемо-горнем пределе,
словно светоч,
лишь для взора доступный, времени лишь доступный,
но ведомый обоим,
но отраженный в обоих,
отраженный в раскрытом человеческом лике,
жесткой и нежной рукою повернутом к небу,
в беспредельных просторах
судеб и светил,
зажигается и сияет
обетованный дар нетщетности —
от власти случая освобожденное время,
для познанья раскрытое утешенье земное
днесь и вовек,—