Читаем Избранное полностью

Ибона дальней-дальней, отрешенной самой черте —возжигается луч Красоты,из отрешенной дали струится он в человеческую душу,отрешенный равно и от познанья, и от вопрошенья,лишь для взора легко постижимый,—Красотой сотворенная целокупность мира,гармония и равновесье запредельной дали,проникающей все поры пространства, насыщающей их дальюи — бесовская сила! — не только превращающейсамые резкие противоречьяв равновеликость и равнозначность,но и — еще сильней бесовство! — повсюдунаполняющей даль пространства далью времен,—и покоится в каждой точке равновесомый поток времени,снова сатурнова полон покоя;нет, не исчезло время — длится вечносущее Днесь,Днесь Красоты, словно при виде еечеловек, хоть и выпрямившийся, хоть и воспрявший,волен снова вернуться вспять,к лежачей чуткой дремоте,распластаться снова меж безднами неба и низа,снова весь превратитьсяв чуткий взор, посылаемый вдаль,—словно снова дарует бездна причастность,свободную от познания и вопрошенья,возвращает первобытное древнее правоотречься от познания и вопрошенья,отречься от различенья добра и зла,бежать человеческого долга познания,укрыться под сенью новойи потому ложной невинности,дабы слились навекипостыдное и достойное, страдание и спасенье,жестокость и жалость, жизнь и смерть,непостижное и постижимоев одну единую, различий не знающую совокупность,воедино спаянную Красотой,безмятежно разлитую в осиянном взоре,—и потому это как колдовство,и, заколдованная и околдовывающая,бесовски всепоглощающа Красота,всеохватно ее сатурново равновесье,но потому оно и отпаденье,возврат к добожественному хаосу,воспоминанье человека о чем-то,вершившемся задолго до его предзнания,воспоминанье о добожественном становленье вселенной,воспоминанье о сумеречно-безликом преддверье творенья,не знающем клятвы, не знающем роста, не знающемобновленья,и все же воспоминанье, и, как таковое, свято,хоть это святость без клятвы, без обновленья и роста,бесовская святость отрешения,опьянения Красотой,на дальней-дальней, отрешенной самой черте,и воли нет преступить черту,и влечет нас вспять, за преддверье начала,добожественное с ликом божественным,Красота;
Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера современной прозы

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза