Избранное

Подразделение лыжной разведки размещалось в прифронтовой полосе, в бревенчатом доме, в котором были даже настоящие койки — двухъярусные деревянные казарменные койки и даже с постельным бельем. Здесь они отдыхали и здесь же, во дворе, становились на поскрипывающие лыжи и отправлялись в путь. Сюда они вновь возвращались на отдых. Иногда кто-нибудь не возвращался.

Лейтенант Йоппери забросил свои сапоги под койку и взял войлочные лыжные ботинки. Так сапоги и не смогли стать свидетелями разведывательных походов и боевых приключений. Они лежали позабытыми в углу, покрываясь толстым слоем серой пыли…

Из походов лейтенант возвращался обычно усталым и неразговорчивым. Но, пообедав, попарившись в бане и хорошенько выспавшись, он вставал в бодром настроении, просматривал газеты и читал письма. Иногда приходили посылки от матери и сестер и от других родственников. А однажды пришла увесистая посылка от Ханны Сакеус. В тот день лейтенант был в особенно хорошем настроении. Лейтенант пошел в расположение подразделения, вокруг него собрался кружок, и он начал свои рассказы и воспоминания…

Раза два он доставал из-под кровати свои сапоги, счищал с них пыль, обувал и шел навестить друзей или поболтать с фронтовыми лоттами [1]. Вернувшись, он сердито швырял сапоги обратно под кровать, в пыль и полумрак.

Дело шло уже к весне, когда лейтенант Йоппери и еще несколько человек не вернулись из разведки. Вынужденный вступить в стычку и уходить от преследования, отряд разделился, как было условлено, на две группы. Из группы лейтенанта никто не вернулся. Видимо, все погибли. Началась сильная метель и скрыла все следы.

3

Наступил март, и природа засверкала цветами финского флага: синевой неба и белизной снега.

В один из таких дней лейтенанта Йоппери официально занесли в списки пропавших без вести. И тогда сержант-снабженец Линтунен начал действовать. Он явился на квартиру лейтенанта и забрал его имущество. Оно вместилось в один бумажный мешок, на котором красовался двуглавый орел.

Из-под кровати были извлечены покрытые пылью сапоги, и они смело двинулись навстречу новым приключениям.

Их судьбой и третьим хозяином стал сержант Нирва, так как он совсем недавно угостил снабженца немецким ромом и сигаретами.

Сержант, к своему счастью, встретил Линтунена в тот момент, когда снабженец тащил имущество Йоппери. Не случись этого, сапоги могли достаться кому-то другому, так как память у Линтунена была короткой, а желающих получить сапоги и всякий другой ходовой товар было хоть пруд пруди. Но раз уж Нирва попался навстречу и спросил, что в мешке, а бутылку рома Линтунен еще помнил, то сержант-снабженец ответил:

— Вот тебе сапоги. Хорошие сапоги, офицерские!

— Да это старые опорки! — возразил Нирва, когда сапоги были извлечены из мешка. — Нет ли у тебя яловых?

— Нет. Да и на что тебе яловые? Офицерские сапоги, заметь, лучше любых новых! Нашему брату без хорошей подмазки таких не найти!

Так сержант Нирва, ведавший тягловой частью батальона, крестьянин, имеющий свое хозяйство, честный северянин, как он сам любил называть себя, обзавелся сапогами.

В начале войны Нирва, тогда еще младший сержант, был твердо уверен в быстрой победе немцев. Немецкие танки шли вперед. Немцы наступают, вместе с ними наступают финны, и они вернут свое и возьмут, что захотят.

Так с боями они углубились в бездорожную тайгу. Сам господин капитан держал речь перед форсированием одной речушки и сказал, что здесь русские еще окажут небольшое сопротивление. Здесь их полевые оборонительные сооружения и, кажется, даже аэродром. Но дальше начнутся дороги, и тогда не надо будет ничего делать, знай посиживай себе в машинах, которые отстали из-за бездорожья и пока что догоняют наступающих.

Речку они форсировали, и далее действительно начались дороги, но и война началась настоящая, и Нирва стал понемногу догадываться, что об увеселительной автомобильной прогулке, видимо, говорили просто в шутку.

Тогда он впервые увидел немцев, впервые увидел немецкий обоз и, как он сам утверждает, заплакал.

На четырехколесной телеге, крытой диковинной кибитке, запряженной шестью лошадьми, везли две кипы соломы. Черт возьми, с какими бахвалами мы связались! Значит, речи о молниеносной войне были тоже шуткой… Союзничек ни бельмеса не понимает в телегах! На таких колесах по этим дорогам далеко не уедешь.

И уши мулов в глазах Нирвы начали казаться все длиннее и длиннее — в два аршина. Они как бы насмехались над всем, превратили в шутку всю великую войну…

Тойво Нирва был возчик. Автомашины и тягачи вязли в болоте и были беспомощны, как младенцы без матери. А лошадь шла. Шла, если вожжи держал настоящий мужчина. Снабжение держалось на лошади, а от снабжения зависел весь военный успех.