Избранное

— Какие же идеи подсказывает тебе воздух?

Он секунду помолчал.

— Знаешь ли ты четыре больших звезды, которые образуют прямоугольник, и еще три звезды в центре прямоугольника? А от этих звезд вбок отходят еще три звезды.

— Нет, не замечала. Я терпеть не могу звезды. Так, значит, они подали тебе идею? Интересно. Расскажи, какую?

— Мне представилось, что это человек.

— Не понимаю.

— Четыре больших звезды — это плечи и колени человека. Три звезды посредине — пояс, какой прежде носили люди, а три висячих звезды похожи на меч.

— На меч?

— Когда-то люди носили мечи, чтобы убивать животных и людей.

— На мой взгляд, идея не слишком блестящая, но, во всяком случае, оригинальная. Когда она в первый раз пришла тебе в голову?

— На воздушном корабле…

Внезапно он замолчал, и ей показалось, что лицо его стало печальным. Но она не была в этом уверена — Машина не передавала точного выражения лица. Она давала лишь общее представление о человеке — представление, считала Вашти, которого вполне достаточно для практических целей. Машина мудро пренебрегала той неуловимой свежестью, в которой одна несостоятельная философия некогда усматривала подлинную сущность непосредственного общения между людьми. — пренебрегала так же, как изготовители искусственных плодов пренебрегают неуловимой свежестью настоящего винограда. Человечество давно уже усвоило принцип «почти ничем не уступает».

— Откровенно говоря, — продолжал он, — мне хочется снова увидеть те звезды. Это так увлекательно. И я хочу смотреть на них не с воздушного корабля, а с поверхности земли, как смотрели на них тысячи лет назад наши предки. Я хочу побывать на поверхности.

Она опять испугалась.

— Мама, ты должна приехать. Хотя бы для того, чтобы объяснить мне, что случится плохого, если я побываю на поверхности.

— Ничего плохого, — ответила она, овладев собой, — но и ничего хорошего. Там только пыль и грязь — жизнь давно исчезла наверху. Тебе непременно понадобится респиратор, без него холодный наружный воздух убьет тебя. Человек мгновенно умирает, вдохнув тот воздух.

— Я знаю. Разумеется, я приму все меры.

— А кроме того…

— Что?

Она взвешивала каждое слово. У сына такой странный характер, необходимо отговорить его от этой затеи.

— Это враждебно духу времени, — твердо сказала она.

— Ты хочешь сказать, враждебно Машине?

— В некотором смысле — да, но…

Изображение на голубой пластинке померкло.

— Куно!

Он отключился.

На миг Вашти почувствовала себя одинокой. Но когда она включила свет, вид залитой сиянием комнаты с бесчисленными электрическими кнопками успокоил ее. Кнопки и выключатели были повсюду: с их помощью Вашти получала пишу, музыку, одежду. Нажимая одну кнопку, она поднимала из-под пола мраморную (из искусственного, конечно, мрамора) ванну, наполненную до краев теплой жидкостью, лишенной всякого запаха. Нажимая другую, она поднимала ванну с холодной водой. Третья кнопка поставляла литературу. И, конечно, имелась кнопка, с помощью которой Вашти общалась с друзьями. Хотя комната была абсолютно пуста, Вашти находилась в контакте со всем, что было важно для нее в этом мире.

Затем Вашти повернула изолирующий выключатель, и на нее немедленно хлынули звуки, накопившиеся в течение последних трех минут. Комната наполнилась звоном и голосами. Что она думает о новой пище? Советует ли принимать ее? Какие новые идеи приходили ей в голову за последнее время? Можно ли поделиться с ней своими идеями? Согласна ли она посетить детский питомник в ближайшее время? Скажем, ровно через месяц?

На большинство вопросов она отвечала с раздражением — эта черта проявлялась все сильнее по мере убыстрения темпа жизни. Она думает, что новая пища омерзительна. Нет, она не может посетить детский питомник, она очень занята в ближайшее время. У нее нет своих идей, но ей только что рассказали чужую: четыре звезды по краям и три в середине напоминают человека. Особого смысла в этой идее она не видит.

Наконец она прервала связь, так как наступило время читать лекцию об австралийской музыке.

Нелепая система публичных сборищ была давно упразднена. Ни Вашти, ни ее слушатели не покидали своих комнат. Она говорила, сидя в своем кресле, а они, сидя в своих, слышали ее, да и видели тоже. Она начала с шутливого обзора музыки домонгольского периода, затем перешла к рассказу о великом расцвете песни после победы Китая. Нечего и говорить, манера И-Сан-Со, да и всей брисбенской школы примитивна и бесконечно чужда современности, но, по мнению Вашти, изучение этой музыки все же могло бы принести пользу современным композиторам — столько в ней свежести, а главное, идей.

Лекция, продолжавшаяся десять минут, была принята хорошо. Когда она кончилась, Вашти и кое-кто из ее слушателей прослушали лекцию о море. Море тоже давало кое-какие идеи. Лектор недавно побывал там, вооружившись респиратором.

После лекции Вашти проглотила пищу, побеседовала с многочисленными знакомыми, приняла ванну, снова поговорила, а затем нажала кнопку вызова кровати.