Избранное

Ветер, утренний ветер! Слугой твоим стану!
Скажи Полоненному брату: в разлуке я вяну. Скажи
Тем глазам, превращенным в горючую рану; скажи
Красоте его гордой, высокому стану скажи,
Мотыльку опаленному, бедному хану скажи,

(Перевод А. Тарковского)

По преданиям, Махтумкули дважды попадал в плен к киаылбашам, в Иран, где за время жизни туркменского классика сменились три шахские династии. Кизылбашами (буквально «красноголовыми») первоначально называли тюрков, поддерживавших династию Сефевидов (1501–1736), уничтожив последних представителей которой, к власти пришел вождь племени афшаров шах Надир (1736–1747).

В честь почитаемых двенадцати шиитских имамов воины феодальных правителей Ирана носили чалму с двенадцатью алыми полосами. Позднее прозвище «кизылбаши» часто переносилось на всех жителей Ирана.

Надир-шах предпринимал разорительные для народи грабительские завоевательные походы в Азербайджан, Армению, Грузию, Дагестан, Бухарское и Хивинское ханства, Афганистан, Белуджистан, Северо-Западную Индию. Злодеяния, чинившиеся этим деспотом, вызывали восстания крестьян, разных слоев ограбляемого населения. Обращаясь к эпическим образам защитников Гёр-оглы и Чоудор-хана, как полагают, имеющих исторических прототипов, Махтумкули воссоздал страницы героической борьбы народа. Немало свидетельств этому сохранили современники, в том числе путешественники и деловые люди. Так в записке английского купца Хэнвея говорится, что правитель Астрабада Мохаммед-Хосейн-хан получил от Надир-шаха приказ казнить всех, кто принимал участие в восстании. «Если я поступлю таким образом, — сказал правитель Хэнвею, — то я должен буду убить всех жителей провинции»[9]. «В день прибытия Хэнвея в Астрабад (16 мая 1744 г.) 30 человек должны были быть ослеплены, четыре — обезглавлены, один — сожжен живым, 200 женщин — высланы из Астрабада; половина их должна была быть продана в рабство воинам Надира. По пути в Астрабад Хэнвей и его спутники видели несколько пирамид, воздвигнутых из отрубленных голов казненных участников восстания. У самого города Астрабада навстречу Хэнвею ехали вооруженные всадники, которые вели большую толпу крестьян, ослепленных за участие в восстаниях; по лицам крестьян стекала кровь»[10].

Немало подобных свидетельств и у других очевидцев и историографов — у Махди-хана, Мухаммеда Казима, Мухаммед-Али Хазина, Фрэзера. Ими, в частности, отмечено, что подобным образом поступал после смерти Надир-шаха его племянник и преемник Али-Кули, принявший имя Али-шаха (или Адиль-шаха, то есть Справедливого шаха!); менялись династии, но не менялось положение народа.

Знакомясь с фактами, приводимыми названными авторами, нельзя не понять Махтумкули, гневно осудившего жестоких само-держцев и завоевателей:

За слово мое в кандалы закуешь.
Задушишь меня и в колодец швырнешь;
Я правду скажу возлюбившему ложь:
Убийца, ты чужд благостыни, феттах!
……………….
Обуглилось небо от нашей тоски,
В удавках людские хрустят позвонки,
Не знают пощады твои мясники,
Но мы — не рабы, не рабыни, феттах!

(Перевод А. Тарковского)

Однажды нападение врагов привело и к уничтожению рукописей поэта: «Река умчала мной написанные книги,// И слезы горькие рекой из глаз текут».

Нас враг застал врасплох: иные в плен попали;
Тетради милые врагу добычей стали;
Пять лет моих трудов, моей мечты скрижали,—
Над ними кизылбаш свершил свой дикий суд.

(Перевод Г. Шенгели)

По-видимому, это явилось причиной отсутствия автографов поэта, хотя рукописных списков его дивана — сборника лирических стихотворений — в рукописном отделе Академии наук Туркменской ССР сейчас насчитывается более ста; есть они и в других хранилищах рукописей нашей страны и за рубежом.