Избранное. Из гулаговского архива

М<ожет> б<ыть>, я не совсем права. Патриотическую роль церковь, конечно, сыграла. Но, Господи, прости, не оставляет, как диаволово искушение, мысль, что этот патриотизм принес церкви большие выгоды. Чего тут было больше: любви к родине или политической дальнозоркости? Крайне интересно также, долго ли продлится медовый месяц между прав<ительст>вом и церковью. Или мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Пожалуй, что скоро употребление последней формулы будет не совсем удобно. Слишком громогласно православная церковь провозгласила осанну правительству (не без задней мысли, конечно). «Богом данный, богом поставленный вождь…» Конечно, «несть бо власть аще не от бога», но молчаливо принимать подобные титулы не значит ли становиться в глазах всего мира в очень щекотливое и рискованное положение.

Или все сие доказывает довольно банальную истину: земное величие — игрушка обстоятельств, или от великого до смешного — один шаг. Пожалуй, все-таки наиболее свободным из людей был Диоген в своей бочке.

Правда, «все это было проще». Почтенный духовный журнал утверждает, что вся православная церковь, все верующие глубоко скорбели по поводу кончины патриарха Сергия. Свидетельствую перед читателями, если они у меня будут, что большая часть верующих препаскудного областного города Калуги и не подозревала, что у них есть патриарх, именуемый Сергием, и по поводу его кончины даже не почесались.

Увы, и верующие, и неверующие заняты окаянным добыванием хлеба насущного, и многие великие события (кроме, конечно, войн, трусов и разорений) пролетают, совершенно не касаясь их жизни и самочувствия.

В чем же дело? Выражаясь словами Толстого, несколько старичков вообразили, что они являются духовными водителями людей. Старички эти ерошатся, что-то провозглашают, к кому-то обращаются с воззваниями и посланиями, кого-то наставляют, а мир живет своей скудной, суровой, тяжкой жизнью, а старички на этом деле добывают себе видимость власти, создают себе призрачное величие, и все это под сенью креста.

Суета сует и всяческая суета или воля к власти.

Какую же долю во всем этом занимает искренняя вера, искреннее стремление ввести человечество в царствие небесное?

Почему для меня с некоторых пор так мертво звучат всяческие изъявления верований, всяческие проповеди? Во что верю я сама? Ни во что. Как можно так жить? Не знаю. Живу по самому древнему животному инстинкту самосохранения и из любопытства. Это и называется путешествие на край ночи.

Наверно, поэтому я беру под сомнение чужие верования и чужие идеи. Я вполне допускаю, что Руссо усомнился в пользе цивилизации по совету какого-то своего друга, потому что это сомнение в те времена, во времена просвещения, являлось эффектным шагом, лучшим способом саморекламы.

13/V.

Несколько месяцев уже добываю средства не к жизни, а к пропитанию гаданием по руке и на картах. Встречи были крайне любопытные, люди для бытовика и сатирика интересные. Для себя лично ничего не нашла, хотя гадают и умные, и глупые, и мужчины, и женщины.

Какой же выход из всего этого? В канцелярию? Гадание, пожалуй, лучше. В «казенный дом»?

Все-таки жить с мерзавцами-москвичами, забывшими меня, или с Еленой Ильиничной, о к<отор>ой я ничего не знаю сейчас, мне было бы легче, чем с Тоней. Я чертовски соскучилась об уме и широком взгляде на вещи, о некоторого рода пронзительном, остром и светлом цинизме (у меня самой его избыток). Корова, огород и характер Тони внушают мне некий ужас и чувство безнадежности.

18/V.

Женщины гадают о мужьях и с ужасом восклицают:

— Неужели он вернется! А я хочу выйти за другого. Господи, хоть бы не возвращался.

* * *

Как все-таки подкузьмила меня Тоня со своими коровами и огородами. Жила бы я, работала, т. е. исполняла какую-ниб<удь> службишку и понемножку мыслила. Благодетели! Вся эта история напоминает мне одну мою калужскую благотворительницу. В дьявольски черный день встречаю я незнакомую даму (без библии и без грога), вдруг она меня останавливает:

— Мне говорили о вас, что вы имеете высшее образование… Я хочу помочь вам.

От диплома я честно отказалась, а за помощь, поблагодарила. Чем же мне «помогли»? Пропуском в столовую, сейчас же отобранным (я благородно сообщила, что судилась, и дама перепугалась, что у меня как-ниб<удь> заметят чужой пропуск, отберут и выяснится, что «помощь» была оказана человеку, отбывавшему срок по 58 статье).