Избранное. Из гулаговского архива

Камзол голубой. Цветок в петлице.
Густо напудренная голова.
Так Робеспьер собирался молиться
На праздник Верховного существа.

Походка подстать механической кукле,

Деревянный, негибкий и тонкий стан.
Аккуратного стряпчего строгие букли.
Повадки педанта. И это — тиран.

Тонкогубый, чувствительный и недобрый,

Он держит штурвальное колесо,
Лелея в душе единственный образ
Пророка братства Жан-Жака Руссо.

Туманит глаза его светлая влага,

Из складок жабо проструился вздох:
— Во имя святого всеобщего блага
Все жертвы равняются горсточке крох.

Неужели цена головы Демулена,

Лавуазье, Дантона, Шенье
Превышает республики нашей цену,
Республики, которая вверилась мне?

Шпионаж, спекуляция, гнусный подкоп

Омою кровью, искореню… —
И — взгляд голубой, ледяной и кроткий —
Улыбнулся толпе и парижскому дню.

А на площади шумной на страже стояла

Неподкупная, словно он сам, вдова
И ударом ножа, скрипя, подтверждала
Его слова.

Ноябрь 1953

Гафиз

Монахом жил всю жизнь Гафиз.
И вот на склоне лет
Пришел к нему смешной каприз
Воспеть любовный бред.
   Вино, и голос соловья,
   И солнце, и луну.
   У горькой мудрости и я
   Всю жизнь была в плену.
Но песен сладостной тоски
Запеть я не могу.
Морщины слишком глубоки,
И голова в снегу.
   Живет в душе смешной каприз,
   Его скрываю я.
   И что сказал старик Гафиз,
   То мне сказать нельзя.

1953

Пруссия

Государство Прусское. Проза.
Темный Гегель и страшный Кант.
По-солдатски тянутся розы
И муштруется каждый талант.

Здесь, в Берлине, спиваясь, Гофман

Прусским призракам руку жал.
Здесь писал ироничные строфы
И отсюда Гейне бежал.

И косички российским солдатам

Подарил деревянный пруссак.
И выламывал ноги проклятый
Журавлиный пруссаческий шаг.

И вот здесь гениальный юнкер

Совершил исторический ход:
— Я увижу Германию в струнке
И единый немецкий народ.

Непреклонно в грядущее веря,

Он чудовищный выполнил план.
В битве с Австрией создал Империю,
Воспитал ее вещий Седан.

Он ускорил, железный канцлер,

Катастроф исторических бег.
Под немецкие пушки в танце
Закружился двадцатый век.

Многих многому выучил Бисмарк:

И разгадкам велений судьбы,
И рассчитанной дерзости риска,
<И> холодным приемам борьбы.

И не новый ли дьявольский юнкер

Шел за старым, как тень его, вслед,
И рабочих вытягивал в струнку
Для грядущих боев и побед.

Для грядущего равного рабства,

Где размерены отдых и смех.
После скучного прусского папства —
Социальное папство для всех.

1954

«Зажигаясь и холодея…»