Избранное: Христианская философия

Таким образом, зло может быть определено лишь как отсутствие блага; но о каком именно роде отсутствия блага идет речь? Если будет правильным сказать, что всякое зло есть отсутствие блага, обратное неверно: не всякое отсутствие блага есть зло. В самом деле, следует различать отсутствие негативного рода (les absences d'ordre negatif) и отсутствие привативного рода, лишенность чего-либо (les absences d'ordre privatif). Когда мы видим у некоторой природы отсутствие какого-то блага, надо спросить себя, присуще ли рассматриваемое благо данной природе или принадлежит какой-то иной. Если справедливо последнее, то отсутствие блага должно рассматриваться как чисто негативное. В этом смысле, например, у человеческой природы отсутствуют резвость козы или сила льва; ибо чисто негативное отсутствие блага у природы, которая и не должна им обладать, не может считаться злом[388]. Зло появляется только тогда, когда отсутствие блага является лишенностью. Что такое лишенность? Это отсутствие у определенного предмета качества, которым этот предмет должен был бы обладать[389]. Так, отсутствие зрения у незрячего является подлинной лишенностью и, тем самым, злом. То же самое верно относительно всех возможных случаев: зло всегда есть не простая негативность, т. е. отсутствие какого-то блага, но лишенность, т. е. отсутствие блага, свойственного некоторому бытию, и отсутствие качества, которым оно должно было бы обладать[390].

Поэтому, когда Декарт рассматривает зло как простое отрицание и чистую лишенность блага, он может заимствовать свое учение или у св. Фомы через посредство своих учителей в Ла Флеш, или у св. Августина через посредство Жибьёфа. Тем не менее можно утверждать, что это начало «Четвертого размышления» опирается непосредственно на августинизм Жибьёфа. В самом деле, в тексте Декарта можно указать на сравнение, принадлежащее самому св. Августину и занимающее заметное место в «De libertate». Декарт не мог позаимствовать его у св. Фомы, ибо, насколько нам известно, последний его никогда не употреблял. В то же время, Декарт не мог прочитать главы книги Жибьёфа, посвященные злу, и не наткнуться на это сравнение. Обратимся к 3-му параграфу первой главы трактата Жибьёфа, посвященной злу. Мы встретим там источник знаменитого сравнения, с помощью которого Декарт изображает человека как нечто среднее между Богом и ничто, т. е. между высшим бытием и небытием. Чтобы понять природу такого зла, как, например, разложение, представим себе две крайности — бытие и небытие, и вообразим посредине какое-то существо, например живое существо. Спросим себя: когда живое тело формируется, рождаясь, растет, питаясь, крепнет, хорошеет, становится взрослым, то в той мере, в какой оно поддерживает свое существование и сохраняется, к какой из крайности оно стремится: к бытию или небытию? Никто не усомнится, что это тело уже с самого начала является чем-то; согласятся также и с тем, что по мере того, как оно обретает свою форму, красоту, силу, оно во все большей степени есть и более стремится к бытию. Представим себе теперь, что это живое тело начинает разлагаться и утрачивать свое цветущее состояние. Оно чахнет, его силы угасают, оно становится уродливым, слабеют узы, связывающие его члены и органы в гармоническое единство. К какой из двух крайностей — бытию или небытию — стремится оно теперь? Любой без колебаний ответит, что данное тело движется к саморазрушению по мере того, как оно разлагается, и что все, что движется к саморазрушению, движется к небытию. Подумаем, с другой стороны, о том, что Бог неизменно и неразрушимо есть бытие, а все то, о чем говорят, что это не является ничем, есть абсолютное небытие. Поэтому, если мы будем понимать бытие и небытие таким образом и согласимся, что всякий рост есть движение к бытию, а всякое разложение есть движение к небытию, мы сможем легко понять, что именно имеет любая разрушаемая природа от Бога, а что — от небытия. Рост исходит от Бога, потому что любой рост делает эту природу бытием, а Бог есть бытие по преимуществу. Напротив, разложение, увлекающее ее к небытию, т. е. к тому, что не является ни чем, очевидно, исходит от ничто. Отсюда мы ясно видим, что зло в тварном существе не имеет ничего реального и причастно природе ничто; и поскольку это есть всего лишь ничто, оно происходит только от ничто, т. е. тварное существо как таковое причастно ничто [391]. Таким образом, картезианская концепция зла как простого ничто, и то, что можно было бы назвать картезианским оптимизмом, восходят именно к Жибьёфу, а через его посредство — к св. Августину. Однако мы пока познакомились только с самими основаниями данной концепции, и это особое сходство между учением философа и учением теолога будет только подтверждаться по мере того, как мы будем прослеживать выводы, которые тот и другой извлекли из общего основания их концепций.