Избранное. Молодая Россия

Он еще продолжал мысленно клясться в вечной любви Амалии, когда подвернулся ему другой случай, иного рода. В Париже у знакомых он встретил хорошенькую и очень привлекательную молодую женщину, Генриетту Рабюссон. Узнав, что она сдает комнату, он решил поселиться у нее, в расчете без труда добиться ее расположения; это была интрижка самого незамысловатого свойства. Генриетта была пятый год замужем. В маленьком городке Ганн, департамент Алье, до сих пор есть улица Рабюссон, а в кабинете местного мэра еще и теперь висит портрет барона Жана Рабюссон. Этот Жан Рабюссон и был муж Генриетты. Восемнадцати лет, в разгар войн революции, сын мясника из Ганна пошел на военную службу и быстро выдвинулся необыкновенной храбростью, ловкостью и умом; сначала в Рейнской армии под начальством Пишегрю{311}, потом в знаменитой «консульской гвардии» он проделал все походы революции и Наполеона, был десятки раз ранен, почти искрошен при Эйлау{312} (17 ран), дрался в 1808 году в Испании, в 1809 в Германии, в 1812 в России, в 1813 в Саксонии, и до последнего часа верою и правдой служил обожаемому императору, после реставрации ушел в отставку, а во время Ста Дней снова стал под знамя Наполеона. Однако, когда Кривцов познакомился с его семейством, Рабюссон уже служил Бурбонам: в октябре 1815 года он был назначен подполковником второго конно-гренадерского полка королевской гвардии. Он был женат с 1811 года; одна из сестер Генриетты была за знаменитым живописцем Орасом Вернэ{313}. Рабюссону по долгу службы приходилось жить постоянно в Версале, а Генриетта с мальчиком, лет трех, жила в Париже у двух незамужних или вдовых сестер. Генриетта была, по-видимому, значительно моложе мужа (Рабюссон родился в 1774 году).

В середине января 1816 г. Кривцов переехал в квартиру Генриетты и ее сестер. Я уже упоминал, какой план обходного движения он составил себе: сестры набожны, он разыграет комедию постепенного обращения на путь веры – это расположит их в его пользу, он же уверит Генриетту, что ей обязан своим обращением, и тогда она, конечно, не устоит. Немедленно по переезде на новую квартиру он приступил к делу: просидел у хозяек целый вечер, читая им по их предложению какую-то скучнейшую книгу «о человеческом сердце». Ночью, за дневником, его взяло раздумье. Черт знает, как глупо! Мне нужно заниматься, а я зря трачу время: присутствие тех двух сестер раздражает меня и усиливает возбуждение; к тому же сегодня я, кажется, дал промах: взял слишком сентиментальный тон, – этим я стану смешон. Он дает себе слово – через две недели бросить затею, если к тому времени не успеет вполне. Пришла ему на мысль и Амалия, но он успокаивает ее тень: «О, Амалия, я люблю другую, но это любовь преходящая, человеческая, ты же по прежнему занимаешь первое место в моем сердце» – и снова клятвы о том, что, отслужив родине, он принесет свою свободу к ее ногам.

Назидательные чтения продолжались, – он предложил Генриетте объяснять ей сочинения аббата Готье{314}, в надежде, что это сблизит их. Генриетта с каждым днем нравится ему больше; она кротка, женственна, проста. Он проводит у хозяек почти все вечера; они польщены тем, что он предпочитает их скромное общество великосветским салонам, и Генриетта однажды выразила ему эту мысль. Он считает комплимент заслуженным только наполовину, так как ведь им руководит корысть, впрочем, говорит он себе, бесспорно самый выбор делает мне честь: он свидетельствует о добром сердце. Да и она вполне заслуживает любви, так что, если я и не достигну цели, все-таки я буду в выигрыше, ибо приобрету дружбу прелестной женщины, которую тогда смогу еще больше уважать. Каждый раз, уходя от них, он чувствует себя более чистым; он ощущает среди них аромат добродетели, le parfum de la vertu, и это тоже немалый выигрыш: «Я силюсь быть лучше, чтобы понравиться им, и постепенно привыкаю к этому. Так человек становится добродетельным, вращаясь среди людей, внушающих любовь к добродетели».