Да будет стыдно тому, кто стыдится. С атеизмом надо думать не только о том, как велик недостаток веры, но и о том, откуда он проистекает. То есть надо думать, надо считать, надо измерять не только вширь, географически, каково пространство общей веры, общего приятия, которого сердце, так сказать, больше не покрывает. И видеть и считать и измерять то, что оно еще покрывает, и арифметически, по правилу дробей, высчитывать пропорцию и соотношение того и другого, пространства веры и пространства неверия, к общему целому пространству. Нужно видеть, прежде всего нужно видеть, прежде всего нужно рассматривать вглубь, геологически, откуда проистекает недостаток в недостающих поверхностях. Бывает недостаток очень широкий, который совсем не глубок. Бывает недостаток очень узкий, который глубок бесконечно. Бывает недостаток пугающий на поверхности, над которым следует просто посмеяться.
Из всех причин недостаточности самая оскорбительная для нашей веры, одна из самых, к несчастью, распространенных в современном мире, без всякого сомнения самая опасная, самая презренная, самая безобразная, самая обидная для нашей веры и самая постыдная, быть может единственно постыдная, — это очевидно стыд. […] Да будет стыдно тому, кто стыдится. Стыд означает такую трусость, что тут дело непоправимо. Стыд, горе тому, кто стыдится. Только стыд постыден. У нас не может быть ничего общего со стыдливыми христианами, в том смысле этого слова, этого прилагательного, в каком говорят: стыдливый бедняк.
[
Vae tepidis; горе теплохладным. Стыд стыдливым. Горе и стыд тому, кто стыдится. Речь здесь пока не идет о том, верят люди или не верят. И каковы пространства, покрываемые и не покрываемые верой. Речь идет о выяснении того, каков глубинный источник неверия, какова глубина этой недостачи, откуда проистекает неверие. И нет источника столь постыдного, как стыд. И страх. А из всех страхов самый постыдный, бесспорно, — это страх смешного, страх быть смешным, показаться смешным, страх сойти за дурака. Можно верить или не верить (по крайней мере здесь мы полагаем так). Но стыд тому, кто отказывается от своего Бога, чтобы не вызвать улыбки у умных людей. Стыд тому, кто отказывается от своей веры, чтобы не выглядеть смешным, чтобы не давать повод для улыбок, чтобы не сойти за дурака. Речь идет о человеке, который не озабочен выяснением того, верит он или не верит. Речь идет о человеке, у которого только одна забота, одна мысль: как бы не вызвать улыбку у Анатоля Франса. Речь идет о человеке, который продаст своего Бога, чтобы не быть смешным. Речь идет о человеке напуганном, о человеке, который боится, о несчастном, который всей кожей боится бояться, бояться выглядеть, бояться показаться глупцом (из-за того, что говорит), бояться вызвать улыбку у одного из авгуров Интеллектуальной Партии. Речь идет о несчастном напуганном человеке, который озирается по сторонам, дрожа бросает взгляды вокруг, чтобы удостовериться, что никто из почтенной публики не улыбнулся над ним, над его верой, над его Богом. Это человек, который на всякий случай бросает взгляды вокруг. На общество. Взгляды сообщника. Это человек дрожащий. Это человек, который заранее извиняется за своего Бога в гостиных.
[