Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия

Не думаю, что мы когда-либо в обозримом прошлом присутствовали при подобной попытке дезорганизовать христианство. И христианский народ. Если вы отсекаете от христианства, господин Лоде, от народа христианского, от святости, от того, что нам принадлежит, детство Христа, то что вы будете делать с теми бесчисленными предметами, которыми полнятся наши соборы. Что вы будете делать с самими нашими соборами и нашими церквями. Что вы будете делать со множеством предметов, не только предметов искусства, какими они кажутся нашим модернистам, но предметов вечного поклонения. Предметов, которые неотделимы от культа и молитвы и поклонения настолько, что стали как бы, что стали буквально плотской надписью, временной надписью, высеченной, запечатленной в камне, записью о культе и молитве самой потаенной, о поклонении самом искреннем. О теле поклонения. Предметы из камня, надписи, вкрапления; предметы, о которых нельзя сказать просто, что они составляют одно целое с культом, одно целое с молитвой, одно целое с поклонением; но предметы, о которых следует сказать, что они суть само тело культа, само тело молитвы, само тело поклонения. Надпись на твердом, на временном, на внешнем камне о самой глубокой и самой нежной внутренней жизни. Предметы, которые не просто неотделимы от культа и молитвы и поклонения, но предметы в церкви, которые неотделимы от церкви, предметы в соборе, которые неотделимы от собора. Предметы, которые суть не просто украшение и завершение, предметы, которые суть сама материя церкви и собора, их ткань, камень в камне. А церкви и соборы — это не просто дома вообще, и эти предметы не просто вещи в частности, которые там размещении. Располагаются в этих домах. Но и те, и другие, соборы и предметы вместе, одни в других и те вмещающие этих, вместе они — одна ткань, один камень, один временный вечный памятник, вместе они одно твердое плотское тело культа, веры, одно твердое высеченное тело молитвы и внутренней жизни и красноречивого, такого красноречивого безмолвного поклонения.

[ Народ — глубокая почва ]

Публичные события грубы, вскормлены событиями частными и прокатываются бесконечным эхом по частным событиям. Публичные люди грубы, вскормлены частными людьми и, так сказать, прокатываются бесконечным эхом по частным людям. И наоборот, все эти свидетели, которые пришли, которых позвали из Домреми в Париж или в Руан на Оправдательный Процесс или в Реймс, они были всего лишь маленькими людьми, бедными, частными людьми, не публичными, которых некое внезапное призвание, совместное призвание вдруг заставило совершить, выполнить величайший публичный поступок, величайшее публичное действие, величайшее публичное дело. Такая-то, замужем за Таким-то; Такая-то, замужем за Таким-то, может ли быть что-либо более захватывающее и бередящее душу, чем эта вереница маленьких людей, эта череда бедных и невежественных (но они сведущи в величайшей науке, потому что были свидетелями величайшего события), которые на Оправдательном Процессе со всей невинностью кладут свой камень в основание величайшего публичного памятника, величайшего памятника истории. Для меня нет на свете ничего более пронзительного, чем свидетельства бедных, или, вернее, бедные свидетельства этих женщин, следующих друг за другом как в процессии, такая-то, замужем за таким-то, в девичестве такая-то, из прихода Домреми, ее ровесницы, если бы она осталась жить, которые знали ее маленькой девочкой, играли с ней, видели, как она уходила, и которые пришли свидетельствовать, принести свои рассказы не только на суд истории и публики, но и на суд мистики, на суд Церкви, на суд Самого Бога, давши священную клятву, с такой невинностью, с таким смирением, с таким неведением, как если бы они свидетельствовали на пороге своего дома, как если бы они рассказывали о своем старому деревенскому кюре.