Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия

Сколько примеров терпения — всего лишь обезболивающие ухищрения, приемы непробиваемой обороны от боли, от испытания, от спасения; от Бога. Угрюмые и скрытые отречения от самого звания человека. Плоскости, рассчитанные на то, чтобы судьба прошла поверху и никоим образом не зацепила свою добычу. Угрюмые и глухие и скрытые подравнивания, делающиеся для того, чтобы Сам Бог промахнулся.

[ Иметь готовую душу ]

Газета — величайшее изобретение со времен сотворения мира и безусловно — со времен сотворения души, потому что оно касается, оно затрагивает само основание души. Газета, второе творение. Духовное. Или, вернее, начало, отправная точка раз-творения. Духовного.

Отправная точка второго творения. Или, вернее, отправная точка вырождения, искажения, изменения, которое на деле представляет собой начало раз-творения. Во всяком случае — раз-творения высшего, существенного, центрального, глубокого творения, то есть творения духовного. А в нем, через него, и остальных. И тут надо объясниться внятно.

Я убежден, что есть газеты хорошие и газеты плохие. Прежде всего — что есть плохие. И что есть также хорошие и плохие одновременно. В разных пропорциях. Допускаю, что тут есть сложная градация. Допускаю, что мы составим шкалу достоинств. Так вот, я хочу сказать, что не эта шкала меня интересует.

А сама система, в которой она становится шкалой достоинств.

Я убежден, что есть хорошие и плохие издания. И, возможно, немалое число промежуточных. Хорошо то, что хорошая пресса бывает иногда, а возможно часто, плохой; но что плохая пресса никогда не бывает хорошей. Это один и тот же механизм необратимости и постоянной деградации. Проигрываешь всегда. Не выигрываешь никогда. Так вот, я говорю, что плохие газеты делают бесконечно больше зла потому, что они газеты, чем потому, что они плохие, плохая пресса делает бесконечно больше зла потому, что она пресса, чем потому, что она плохая. Здесь мы наконец встречаемся с нашим Бергсоном: плохая готовая идея бесконечно опаснее потому, что она готовая, чем потому, что она плохая; ложная готовая идея бесконечно опаснее потому, что она готовая, чем потому, что она ложная.

В этом смысле изобретение газеты без сомнения составляет эпоху, отмечает важную дату от начала мира, и эта дата и есть дата начала раз-творения. Есть нечто похуже, чем иметь дурные мысли. Это иметь готовые мысли. Есть нечто похуже, чем иметь дурную душу и даже чем делать себе дурную душу. Это иметь готовую душу. Есть нечто похуже, чем даже иметь извращенную душу. Это иметь привычную душу.

Мы видели, как непостижимые игры благодати и непостижимая милость благодати проникает в дурную душу и даже в извращенную душу и спасают то, что казалось погибшим. Но никто не видел, чтобы можно было смочить то, что покрыто лаком, проникнуть в то, что непроницаемо, пропитать то, что привычно.

Исцеления и победы и спасения, которых добивается благодать, чудесны, и мы видели, как она побеждает и спасает то, что (казалось) потеряно. Но наихудшее отчаяние, наихудшая низость, подлости и преступления, но сам грех — это зачастую брешь в броне человека, брешь в его панцире, через которую благодать может проникнуть сквозь панцирь человеческой жестоковыйности. Но с неорганического панциря привычки соскальзывают все, об него тупится всякий меч.

[ Порядочные люди ]

Мы многое повидали. Но есть плоды, у которых пушок не создан для влаги. А сейчас с неба может политься дождь. Rorate, coeli, desuper. Лейте сверху, небеса.

Пока мы остаемся в физике веса, количества, изобилие благодати течет как изобилие. Оно течет даже, можно сказать, как гидростатическое изобилие, как изобилие гидростатического порядка. Оно пропитывает, омывает, проникает. Всякий человек с каким-то опытом благодати, в себе, в ближнем, знает эти неудержимые вливания, эти непроницаемые проникновения, эти непобедимые победы. Но когда вступаешь в физику смачивания, в физику увлажнения, все впустую, ничто не работает, законы причинности больше не действуют, особенно законы физической причинности, потому что толика сцепления, которая нужна для того, чтобы причина имела свое следствие, чтобы следствие было сцеплено с причиной, одним словом, чтобы причина воздействовала на следствие, потому что эта толика сцепления, толика связки, этот пустяк, который есть все, пустяк, но пустяк необходимый, не случился, не работает, не действует, не происходит. Ибо все теории причинности, и самые детерминистские, тщетны. Для перехода от причины к следствию всегда нужно какое-то отцепление или, если угодно, какое-то сцепление, подготовка, соединение со шкивом, прежде чем он повернется. Самой строгой метафизики физического детерминизма, самой исчерпывающей метафизики причинности и, если угодно, следственности недостаточно, чтобы исчерпать это неизбежное легкое сцепление (которого она не может избежать и действительность не может избежать), равно как и точно так же, как атомистической материалистической метафизике недоставало крючка как раз для сцепления атомов и недоставало clinamen, уклона.