Что она никогда не станет мертвым деревом и мертвой душой; что она никогда не дойдет до конца омертвения, кончающегося смертью.
Что она никогда не согнется иод своими записями и своей историей.
Что ее воспоминания не раздавят ее до конца.
Что она никогда не согнется под тяжестью своих бумажек, под жесткостью своей бюрократии.
И что святые у нее будут появляться вновь и вновь.
[
…Юная, младенческая надежда. Она по сути своей — анти-привычка. А также — диаметрально, центрально, кардинально анти-смерть. Она — источник и семя. Она — родник и благодать. Она — сердце свободы. Она — добродетель нового и добродетель юного. Она не зря добродетель богословская и принцесса богословских добродетелей и не зря она в центре богословских добродетелей, потому что без нее Вера соскользнула бы в одеяние привычки; и без нее Любовь соскользнула бы в одеяние привычки.
Так сияют во всем своем блеске смысл и сила и призвание и, так сказать, добродетель той, кого мы назвали юной младенческой Надеждой. Она — источник жизни, потому что она постоянно разрушает привычку. Она — семя. Всякого духовного рождения. Она — источник и родник благодати, потому что она — та, кто постоянно снимает это смертное одеяние привычки. И не зря она — богословская добродетель. Потому что она — юная принцесса добродетелей. И дофина и дочь Франции. И не зря она идет посередине, между двумя своими старшими сестрами, и старшие сестры держат ее за руку. Но они ее держат за руку не в том смысле, как люди думают. Потому что она маленькая, люди думают, будто она нуждается в других. Чтобы ходить. Но это другие, наоборот, нуждаются в ней. И это они рады, что держат ее за руку. Чтобы ходить. Потому что Вера без нее обрела бы привычку к миру и без нее Любовь обрела бы привычку к бедняку. И таким образом Вера без нее и без нее Любовь, каждая со своей стороны, обрели бы привычку к Самому Богу.
Это ее дело — начинать заново, как дело привычки — заканчивать разные существа. Существа и материальные, и духовные. Она по сути и диаметрально анти-привычка, а также анти-омертвение и анти-смерть. Ее дело — постоянно разрушать привычку. Ее дело — постоянно начинать заново. Ее дело — постоянно разбирать механизм привычки. Ее дело — повсюду вводить начало, как привычка повсюду вводит конец и смерть. Ее дело — повсюду вводить организмы, как привычка повсюду вводит механизмы. Ее дело — повсюду вводить начала начал, начала существ, как привычка повсюду вводит начала, или, вернее, начала, или, вернее, неисчислимое и всегда одно и то же начало конца.
Она — принцип, это дитя — принцип сотворения заново, как привычка — принцип раз-творения.
Она собирает, как привычка разбирает.
Она повсюду и всегда вводит неисчислимые творения.
Она — вечно юный порученец творения и благодати. Стало быть, она — самый непосредственный, самый явный порученец Бога.
Она повсюду вводит входы и празднества, входы в творение, как привычка повсюду вводит выходы через омертвение и похороны.
[
Этот род ложного стыда, к несчастью, распространенный среди католиков, эта оглядка на людское мнение, дурная оглядка, позорный стыд приводит к тому, что они думают только, какие бы доказательства представить. (А то, что они называют доказательствами, — это обычно оправдания). (Они всегда признают себя виновными). А ведь надо требовать доказательств от других. Хотел бы я на них посмотреть, на эти доказательства от других.
Для тех, у кого есть хоть какое-то представление о благодати, подлинная проблема заключается не в благодати. Подлинная проблема — в неблагодатности и в неблагодарности.
[
Повторяю, такая забота о честности, такое желание справедливости и, так сказать, воздаяния по заслугам, — это знак силы и даже знак гения. Их испытывает человек, который твердо знает, что сделает то, чего хочет, и что его гений его не подведет. А малые, убогие, ничтожные, слабые играют краплеными картами. Благородное понятие о благородстве игры хранит от этих слабостей силу и гений. Слабость хочет выиграть у Бога. Сила и гений даже не хотят выиграть. Они хотят представить Богу во всей силе и полноте, они хотят представить Богу во всей красоте (в красоте подлинной и, так сказать, нагой) те два или три великих положения человеческой мысли, которые еще остались (даже если они противоречат друг другу), две или три великих доли творения. А после этого приговор выносит не человек. Nolite judicare, не судите. Решение за Богом. […]
Величие, красота, благородство битвы — это все для того единственного взгляда, перед которым битва разыгрывается. Ради которого она только и разыгрывается. И все это вместе есть чистота. И все это вместе есть честность. Верность правилам игры.
Верность правилам игры — это не просто формальная верность. Суть верности в том, что всякая верность соблюдается и что всякая верность есть глубинная верность.