Тотчас заскрипели засовы, вошел надзиратель и недоверчиво посмотрел на меня.
Я сделал безразличное лицо, и Венцеля с трудом удалось разбудить.
Только после многих толчков он, зевая, поднялся и с видом еще не совсем проснувшегося человека, пошатываясь, пошел за надзирателем.
………………………….
………………………….
Дрожа от нетерпения, вскрыл я письмо Харусека и стал читать.
«12 мая.
Мой дорогой несчастный друг и благодетель!
Неделю за неделей я все ждал, что вас наконец освободят, — все напрасно. Я сделал все возможное, чтобы собрать оправдательный материал, но не нашел ничего.
Я просил следователя ускорить дело, но всегда оказывалось, что он не может этого сделать, что это зависит от прокуратуры, а не от него.
Канцелярская неразбериха!
Вы знаете, у Лойзичек бывают сыщики; ходит слух, что у вас нашли часы, по-видимому, убитого Цоттманна… кстати, его труп до сих пор не разыскан. Остальное я сам сообразил: Вассертрум и прочее!
Я немедленно взялся за Яромира, дал ему тысячу флоринов…»
Я опустил руку с письмом, слезы радости выступили у меня на глазах: только Ангелина могла дать Харусеку такую сумму. Ни у Цвака, ни у Фрисландера, ни у Прокопа не было таких денег. Значит, она не забыла меня! Я стал читать дальше: