Избранное: Романы, рассказы

— Вы переживаете, теперь я это знаю, некоторые странные вещи, которые очень близки мне — ближе, чем вы предполагаете… прошу вас, скажите мне все! — умолял он меня.

Я не смог постичь, как это моя жизнь интересует его больше, чем собственная, но, чтобы успокоить его, стал ему рассказывать обо всем необъяснимом, что случалось со мной.

Каждый раз он кивал головой с довольным видом, как человек, который все насквозь понимает.

Когда я дошел до рассказа о том, как мне явилось видение без головы и предложило темно-красные зерна, он едва мог дождаться окончания.

— Так что вы выбили их у него из рук, — задумчиво пробормотал он. — Я никогда не думал, что существует третий путь.

— Это не третий путь, — сказал я, — это все равно как если бы я отказался от зерен.

Он улыбнулся.

— А вы думаете иначе, господин Ляпондер?

— Если бы вы отказались от них, вы бы тоже пошли по «дороге жизни», но зерна, в которых заключена магическая сила, не остались бы позади. Но они рассыпались по полу, как вы говорите. Это значит: они остались здесь и будут оберегаться вашими предками, пока не наступит время прорастания. Тогда в вас оживут силы, которые теперь дремлют.

Я не понял:

— Мои предки будут оберегать их?

— Вы должны понимать до некоторой степени символически то, что вы пережили, — объяснил Ляпондер. — Круг светящихся голубым светом людей, который окружал вас, это цепь унаследованных «я», которую таскает за собой каждый рожденный матерью. Душа не есть нечто «отдельное», она этим только еще должна стать — и это тогда называется «бессмертным». Ваша душа еще составлена из многочисленных «я», как муравейник из многих муравьев; вы носите в себе психические остатки многих тысяч предков: глав вашего рода. То же происходит с каждым существом. Как мог бы иначе цыпленок, искусственно выведенный из яйца, искать свойственную ему пищу, как могло бы это случиться, если бы не дремал в нем опыт миллионов лет? Существование «инстинктов» обнаруживает присутствие предков в душе и в теле. Но, простите, я вовсе не хотел перебить вас.

Я досказал все до конца. Все. Даже то, что Мириам говорила о Гермафродите.

Когда я остановился и взглянул на Ляпондера, он был белее извести на стене, и по щекам его струились слезы.

Я быстро встал и, как будто не замечая этого, зашагал по камере в ожидании, что он успокоится.

Потом я сел против него и употребил все красноречие на то, чтоб его убедить в неотложной необходимости обратить внимание суда на его болезненное состояние духа.

— Если бы вы хоть не признались в убийстве, — закончил я.

— Но я должен был. Они обращались к моей совести, — наивно сказал он.

— Вы думаете, что ложь хуже, чем… чем убийство? — с удивлением спросил я его.

— Вообще, может быть, и нет, но в данном случае безусловно. Видите ли, когда следователь задал мне вопрос, сознаюсь я или нет, я смог сказать правду. Значит, у меня был выбор: лгать или не лгать. Когда я совершил убийство… увольте меня от подробностей: это было так ужасно, что я не хочу вспоминать… Когда я совершил убийство, у меня не было никакого выбора. Если бы я даже действовал при совершенно ясном сознании, то и тогда я не имел бы никакого выбора: что-то такое, присутствие чего я никогда не подозревал в себе, пробудилось и было сильнее, чем я. Вы думаете, что если бы у меня был выбор, я совершил бы убийство? Я никогда в жизни не убивал ни малейшей твари, а теперь я уже и совсем был бы не в состоянии. Допустите, что существовал бы закон убивать и за неисполнение его карали бы смертью — как на войне, к при-меру, — я бы немедленно был приговорен к смертной казни. У меня не было бы выбора. А тогда, когда я совершал убийство, все вывернулось наизнанку.

— Тем более если вы чувствуете себя иным человеком, вы должны все сделать для того, чтобы вас не осудили! — настаивал я.

Ляпондер махнул рукой.

— Вы ошибаетесь. Судьи, со своей стороны, совершенно правы. Могут ли они позволить такому человеку, как я, разгуливать на свободе? Чтобы завтра или послезавтра снова случилось несчастье?

— Нет, вас должны посадить в лечебницу для душевнобольных. Вот что я думаю! — вскричал я.

— Если бы я был сумасшедшим, вы были бы правы, — хладнокровно возразил Ляпондер — Но я не сумасшедший. У меня нечто совсем иное, может быть очень похожее на сумасшествие, но тем не менее ему противоположное. Вы послушайте только. Вы сейчас поймете меня… То, что вы мне только что рассказывали о призраке без головы, — это символ, разумеется; если вы подумаете, вы легко найдете ключ к нему — со мной однажды это случилось точь-в-точь. Но я взял зерна. Так что я иду «дорогой смерти». Для меня самое святое — это сознание, что каждым моим шагом руководит духовное начало во мне. Я за ним слепо, доверчиво пойду, куда бы ни повела меня дорога: к виселице или к трону, к нищете или к богатству. Я никогда не колебался, когда выбор был в моих руках.

Потому-то я и не солгал, раз выбор был в моих руках.

Вы знаете слова пророка Михея: «Сказано тебе, человек, что есть добро и чего требует от тебя Господь»?