Элена. Как странно. Отца Эдварда звали Марком, но все звали его Глоток. Он был любитель выпить. Он пропал в прошлом году. Мы больше никогда не увидим его.
Паул. И вы даже не знаете, куда он…
Элена. Нет. Никто не знает, уверена. И что бы ни говорили, как бы ни объясняли, никто никогда этого не узнает. Я любила его не меньше, чем Эдварда. Он был кутила и весельчак, не то что Эдвард. Все его любили. Глоток здесь, Глоток там — только и слышишь в Антверпене со всех сторон. И вот он лежит, высохший и белый, как ненужная бумажка, с дурацкой свечой в руках, которая никак не хочет стоять прямо, лежит с закрытыми глазами, с закрытым навсегда ртом.
Паул. Не надо отчаиваться. Что Господь отнимает правой рукой, то Он возвращает левой.
Элена. Ничего подобного! Ложь! Обман! Ничего этого нет! Незачем давать себя дурачить! Ничего Он не возвращает и ничего не дает взамен. Ничего! Мы с Эдвардом женаты восемь лет, и никакого, ни малейшего намека на беременность, ни разу. А знаешь почему?
Паул. Неисповедимы пути Господни.
Элена. Да, потому что мы с Эдвардом всегда на точке кипения. Мы любим друг друга так неистово, так страстно, уважаемый господин из Экло, что все вокруг — и кровать, и комната, и весь мир — пышет жаром и испепеляет любой плод. От нас прямо пар идет, словно от взмыленных лошадей. Ни один зародыш не может выдержать такое.
Паул. То, что вы говорите, несколько…
Элена. Хорошо. Можете не верить. (
Паул. Я не могу без него.
Элена. А солнце?
Паул. Кто же не любит солнца? Поры…
Элена. Он!
Паул
Элена. Да, именно так!
Паул
Элена. Может, это странно, но мой муж, с тех пор как мы приехали на этот остров, ни разу не загорал. Мы приплыли сюда на пароходе, а этот дом сняли еще в Антверпене. Чтобы успокоить нервы Эдварда. «Домик в горах», — сказали нам. «У моря, на солнечном юге», — сказали в агентстве. Четыре с половиной тысячи франков в месяц.
Паул. Что ж, вполне сносно.
Элена. Наедине с природой. Ну так вот, прибыли мы сюда со своими пожитками и сразу ринулись в душ.
Эдвард. Вдвоем.
Элена. А когда я у него спросила — нежно так, участливо, — не хочет ли он позагорать, посидеть на солнышке
Паул. А испанский воздух так полезен…
Элена. Мало того. Ни разу не искупался в море, хотя оно плещется в двух шагах отсюда. Слышишь?
Паул. Что вы сказали?
Элена (
Все прислушиваются.
Паул
Эдвард. Пенится, как кипящее молоко.
Элена
Паул. Гм, какая жалость…
Элена. Между тем мы стремились сюда, в этот прелестный уголок, специально, чтобы насладиться морем, чтобы дышать свежим воздухом. Ты когда-нибудь видел такого бледного человека? Думаю, другого такого бледнолицего во всей Испании не сыщешь.
Эдвард
Паул
Элена. Раскладывает пасьянс.
Паул. Весь день?
Элена. Да. Это дело нехитрое: черная десятка — на красного валета, красная четверка — на черную пятерку.