Избранное. Том 1

Пока кто-то ходил за ключами, из рассказа моего гида я узнал, что Церковно-археологический кабинет расположен в Царских Чертогах, одном из интереснейших сооружений восьмидесятых годов XVII века в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, что Чертоги – целая веха в истории Московской архитектуры. До того обычно дворцы являли собой сложные по планировке постройки, живописные и причудливые. Чертоги же отличаются строгим единым объемом, они-то и определили в последующем развитие Московской архитектуры в сторону «регулярности». ЦАК расположен на втором парадном этаже, создан по благословению Святейшего Патриарха Алексия в 1950 году при кафедре Церковной археологии. Экспозиция кабинета размещена в исторической последовательности.

Принесли ключи. И вот она – комната с экспозицией, посвященной работам русских художников XVIII–XX веков. Первое, что бросается в глаза, – картина В. И. Сурикова на сюжет из IX главы Евангелия от Иоанна «Исцеление слепорожденного». Тут же картина А. П. Рябушкина «Благословляющий Христос Спаситель», этюды В. М. Васнецова «Богоматерь с младенцем Христом», М. В. Нестерова «Портрет священника», В. Д. Поленова «Христос Спаситель» и многие другие. И, наконец, она – цель моей поездки.

На этом стенде восемнадцать икон в четыре ряда.

В верхнем правом углу вторая справа – икона Григория Журавлева «Святой Лев – папа римский».

Изображение выполнено на доске. Мягкий коричневый цвет и бледно-розово-голубые тона на нежном сером фоне. Икона не теряется в ряду работ знаменитых авторов, более того, она не отпускает от себя и притягивает своей проникновенностью и тонким лиризмом.

Икона основательно прикреплена к стене. Поэтому я не мог осмотреть обратную сторону ее. Но брат Тимофей заверил, что как только время позволит, либо он, либо отец Николай икону снимут и текст, который там есть, перепишут и пришлют мне в письме.

Внезапно появился отец Николай уже в церковной одежде, – с внеплановой экскурсией. Я видел, с каким неподдельным интересом люди смотрели на икону Журавлева, так же, как и я, по несколько раз возвращаясь к ней взглядом.

Огорчило одно: очевидная скудность информации, которой владели в кабинете. Насколько мог, я постарался восполнить это, передав некоторые подробности из биографии художника, а также его фотографии.

…Освободившийся наконец протоиерей Николай Резухин пригласил меня к себе, и я увидел и услышал живого, очень обаятельного человека.

В довершении всего, узнав, что я вечером еду в Самару, меня накормили в студенческой столовой при Академии и, прощаясь, мы обменялись адресами, обещая сообщать друг другу о новых находках, которые будут касаться моего земляка-художника.

Не хотелось уходить. Вместе с братом Тимофеем я побывал на прощанье на молебне и поставил свечи за упокой души всех своих умерших ближайших родственников, которых помнил, поименно записав их имена на бумаге. И отчего-то, когда вышел из монастырских стен и шел к электричке, все казалось мне, что кто-то – то ли помянутые мною родственники из своего далекого далека, то ли чей-то иконный лик, большой и невидимый, – освещал мне путь добрым и теплым светом…

…И за все это, за радостную встречу, приблизившую меня к моим предкам и ко всему русскому, я был благодарен земляку Григорию Журавлеву, заставившему по-новому взглянуть в гулкое наше прошлое.

«Мне повезло прикоснуться…»

Сразу после опубликования моих заметок «Утевские находки» в областной газете «Волжская коммуна» в сентябре 1992 года, где было помещено несколько найденных мной уникальных фотографий, я начал получать письма от знакомых и незнакомых людей. Люди искренне пытались помочь в поиске важных для меня сведений либо просто размышляли над нашим прошлым и будущим.

Мимо судьбы Григория Журавлева нельзя пройти равнодушно. Вот выдержки только из одного письма художника-оформителя Николая Ивановича Колесника (это письмо интересно хотя бы уже тем, что свое мнение высказывает художник):

«Григорий Журавлев по своей профессии близок мне. Я понимаю, что видеть краски, чувствовать пространство, уметь создать образ – это не все. Необходимо еще умело владеть кистью. Художник-иконописец, преодолевая недуг, отыскал силы, чтобы развить в себе талант, которому суждено остаться в веках. Ведь эти иконы воистину нерукотворные.