Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

— Не говори так! — умоляла мать. — О, Норм, я не могу представить себе, что они заберут тебя. Почему это должно было случиться именно с нами?

Отец бесцельно уставился в стену. Его губы шептали:

— …и тогда, когда он такой молодой, только начинает жить.

Он произнес это, словно обвиняя кого-то невидимого.

— Не позволяй им, Норм, — рыдала Элисоун у него на плече.

— Вы ничем не сможете помочь, — произнес все тот же бессмысленный голос.

Норм начинал ненавидеть каждую его ноту. Мать отошла в сторону. Слезы лились по ее щекам.

— Я не позволю им забрать тебя, — сказала она. Остальные лишь секунду глядели на нее, и тут же заразились ее решительностью.

— Мы будем бороться за тебя, — сказал отец, судорожно сжимая свои маленькие кулаки Он всегда делал это, когда приходил в ярость.

«Вы не сможете…» Но отстраненный голос уже утонул в хоре: «Мы найдем способ!», «Ты наш, и нам все равно, что они сделают с нами!», «Да, клянемся всеми святыми, мы будем бороться с ними!»

Элисоун только кивнула головой и вцепилась в Норма мертвой хваткой. Виллисоун бросил свой несчастный цветок и, волоча ноги, направился к двери.

— У меня температура, — сказал он. — Я не дам тебя в обиду, Норм.

Вдруг голоса умолкли. Норм посмотрел по сторонам. Ему показалось, они ждали, что скажет он. Он снова огляделся.

Они стояли в нерешительности. Но глаза по-прежнему выражали тревожное ожидание. Что-то неловкое было в них.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Самое худшее, что они могут сделать — это убить меня. Я не позволю им забрать меня.

Сначала он не понял, почему у них отвалились подбородки и вздернулись брови. Не понял, даже когда Элисоун отшатнулась от него, подняв заплаканное, расстроенное лицо. Но чуть позже выражение их глаз поразило его. Он сжал губы.

Было даже смешно наблюдать за тем, как они быстро и обиженно начали отступать, как только он обнаружил их притворство. И отец начал первым:

— Норм, я не буду поступать необдуманно. Мы все за тебя, конечно, мой мальчик, но есть столько вещей, которые нужно обдумать. Я знаю, это ужасно, но у правительства, значит, есть на это свои причины. Причины, которые тяжело понять одному индивиду.

— Причины, чтобы убить меня?

— О, не говори так. Это ужасно. Ты слышал сегодняшнее выступление Директора М’Каслри?

— Нет.

— А следовало бы. Он подчеркнул, что они решились на этот шаг очень неохотно, только после того, как взвесили все остальные возможности. Он заметил, что уже 35 лет у нас не было войны — дольше, чем когда-либо прежде. И само по себе это очень заметное достижение. Он указал, что мы не смеем больше игнорировать накапливающийся у человечества «инстинкт смерти». Такой инстинкт — явление объективное и естественное. Такое же, как желание чувствовать себя виновным, толкавшее тысячи людей на признание в ужасных преступлениях, которых они никогда не совершали. Такое же, как стремление ненавидеть. Оно сооружало пирамиды из черепов перед покоренными городами и возводило горы человеческого пепла в побежденных странах. Эти инстинкты были причиной всех войн прошлого со всей их грязью, неэффективностью и ужасной непредсказуемостью, и их тенденцией перепрыгивать все границы и вовлекать виновных и невиновных. И такое неуемное стремление к смерти, как показывает статистика, неизбежно приведет нынешнее общество к революции или к коллективному самоуничтожению. А если учитывать уровень технического развития, оно сотрет с лица земли все человечество, если только мы не объявим войну, как делали раньше.

— Он также обратил внимание на религиозную сторону вопроса, — сказала мать своим страдальческим тоном. — Он сказал… — Она слегка поперхнулась. — Человек-Герой должен принести себя в жертву Дьяволу, чтобы спасти Бога и дать ему возможность продолжать свои деяния.

— Что за вздор!

Она отступила назад. Отец обнял ее.

— Я хорошо понимаю твое состояние, Норм, — произнес он. Было время, когда я сам через все это прошел…

— Тебя выбрали? — сказал Норм, как камнем бросил.

— Конечно, нет.

— В таком случае ты ничего не понимаешь.

Он повернулся к Виллисоуну.

— Тебя они тоже обошли. И этого следовало ожидать. Бюрократия, дорогой.

Виллисоун вспыхнул. Норм снова обратился к родителям:

— Давайте перейдем сразу к главному. Вы хотите, чтобы я погиб на войне? Вы это имеете в виду? Да, мама, я знаю, это очень больная тема, но я хочу знать вы считаете, это в порядке вещей — убивать пятьдесят миллионов людей в надежде спасти пять миллиардов от предполагаемых больших несчастий? Не смотри на меня так, мама. Я знаю, это звучит зло и жестоко. Но именно так я себя чувствую.

Она подняла голову. Губы ее дрожали, хотя голос был чуть ли не подобострастно ласков.

— Я знаю, что ни один мой сын не опозорит себя и свою семью.

Отец прижал ее к себе еще сильнее, словно пытался защитить, и сказал: