Читаем Избранное. Том III полностью

Вышел роман «Территория». Журнал «Наш современник» N° 4 5 за этот год. Попал я после этого в популярку. Был пленум писательский, доклад делал Бондарев и объявил меня «надежой». После этого меня сразу выпустили в загранку. Должен был отплыть из Риги на паруснике «Крузенштерн».

Черт с ними. После этого уехал в Переяславль, на берега древних вод Переяславского озера, написал первые главы нового романа «Правила бегства», сдал первый вариант сценария «Мосфильму», поехал в Вятку, соорудил матери памятник, написал радиопьесу по роману и уехал в Полесье искать следы Олеси Куприна. Был в тех местах. Вот позавчера вернулся, закончил второй вариант сценария, выслал заявку на «Таджикфильм» и живу.

Душа моя изнурена бессонницей и (всегда мучительными) размышлениями о Смысле жизни. По случаю статьи в «Комсомолке», а потом в «Правде» возникла около меня шобла.

Только хуже от этой «помощи», пробовал, знаю. Но тут где-то я, видно, сознание потерял, она и вызвала. И случилось чудо: пришли двое умных, молодых ребят с хорошими лицами. Первым делом они осмотрели комнату, прошлись по книгам (профессионально – это чувствуется, как рука по корешкам идет у того, кто книги любит), осведомились о моей профессии и лишь потом подошли ко мне со словами: «Не боись, Олег. Пропасть мы тебе не дадим. Его зовут Гена, меня зовут Андрей. Тебя, если угодно, можем называть на «вы» и Олег Михайлович. Слыхали, читывали». И просидели они у меня пять часов с какими-то трубочками и пузыречками, из коих каплет. Потом пришли в 12 ночи, всадили в ж. снотворный укол, утром прислали коллегу (видно, был наказ: там парень один валяется, так ему надо помочь по человечески), потом опять зашел один, наволок таблеток, коих не продают, и – я уже кое-что смыслить стал – подружились мы. А дело оказалось простое: живут два парня, обоим по тридцать, сволочиться не могут, посему карьера не идет, дела, ради которого сгореть стоит, – не нашлось, на водку и баб не тянет. «И что остается, Олег Михайлович, – говорят, – книги да музыка. Так и живем». А когда один признался, что после того, как прочел «Ночь нежна» Фицджеральда, «год ходил ошалелый», возлюбил я этих ребят, перешли мы «на ты» и теперь они ко мне заскакивают чашку кофе хватнуть, о мирах минут десять потрепаться и бегут дальше по алкашам, астматикам и проч. и проч. Оклемавшись, побрел я на «Мосфильм» – дело требовало, а законы кино жестоки. Умри, но появись, если надо появиться. Появился. Там сидят трое и эдак странно на меня смотрят. «Что, – говорю, – физиономия не нравится? Так я не актер, мое дело проза, вот в рукопись и смотрите».

– Нет, Олег, – отвечают. – Ты со Шпаликовым дружил?

– Не было такого. Сшибла нас когда-то судьба на повести моей «Азовский вариант». Обаятельный парень и башка, видно, светлая.

– А он тут позавчера был. Увидел на столе твой сценарий. Усмехнулся. Олег, говорит, в сценарии пошел. Зачем ему это? Он парень хороший. Ему в кино делать нечего.

– Ну спасибо. Передайте ему мой искренний привет и добрые пожелания.

– Не можем передать.

– Почему? – Повесился он вчера.

– Запой?

– Нет. Вотрезве.

– Извините, – говорю. Вышел я в шикарные и бездушные мосфильмовские коридоры, нашел пустой километр из них, закурил и вознес господу молитву за врачей Гену и Андрея. Не оказалось таких рядом со Шпаликовым, как не оказалось таких рядом с Есениным, Скоттом Фицджеральдом, Джеком Лондоном и имя им легион.

Ноябрь 1974

С писателями я, Боря, просто не знаком, с шоблой которая ходит под этим именем, ничего общего не имею и не желаю иметь, за исключением моих личных друзей типа Мифти, Юрки Васильева, так как ведь это не писатели, а мои кореша, будь они хоть дворниками, хоть директорами магазинов. Но ездить куда-либо я всё же предпочитаю сам или опять же с личными корешами. От всего же этого официоза типа выступлений, поездок, книжных магазинов, телевидения и проч. и проч. я отказался давно и наотрез. Еще в Магадане, и теперь лишь подтверждаю этот отказ. Прозаику ни к чему брать на себя функции актера, «блокнота агитатора» или культурника из под Сухуми.

Любопытно одно – неожиданный (и незаслуженный объективно) успех «Территории» продемонстрировал массу любопытных нюансов. Один из них – фокус под названием Шапошников – ты заметил. Есть и другие фокусы. Вот Леонид Леонов мне письмо прислал, Борис Полевой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии