Избранное. Том первый

Юрталан насторожился. Молва, которую он пустил в тот вечер в корчме Куцого, обошла уже все село. И Гочо поехал в Пловдив. Он походит, потолкается там, порасспрашивает и, когда истратит все деньги, одолженные ему Юрталаном, снова вернется в отчаянии, но все же сохранит в душе маленькую надежду. А для Юрталана это выигрыш времени. Никто не догадается, никто не узнает, где мальчик и что с ним стало. Юрталан вспомнил тот миг, когда он нагнулся над упавшим мальчиком и понял, что убил его. Им овладело тогда отчаяние, казалось, что жизнь его кончена. Он думал: разнесется страшная весть, его поймают, будут допрашивать. А он чистосердечно расскажет, как это произошло, произошло помимо его воли. В своем отчаянии Юрталан надеялся, что его поймут и пощадят. Но затем он рассудил здраво. Убийство! Этого не простят, этого так не оставят. Его посадят в тюрьму, ограбят, разорят штрафами, всякими поборами. Все село поднимется против него. И тогда, решив скрыть убитого, он горячо помолился, просил святую богородицу помочь ему и обещал ей в дар барана. Она услышала его мольбу, и вот все пока благополучно, но не все еще кончилось. Одна какая-нибудь неудача — и тайна может раскрыться. «Нет, откладывать нельзя, — сказал себе Юрталан. — Надо дать обещанное!» Близилось успенье. Тысячи мужчин и женщин, стариков и детей уже начали стекаться в Бачковский монастырь, чтобы там отпраздновать этот день. По пыльным дорогам тянулись повозки и телеги из дальних сел, расположенных по берегам Стремы, Тунджи и Марицы. На лошадях, мулах и ослах двигались люди по узким и крутым тропинкам бесконечных родопских отрогов. Одни шли помолиться богоматери, чтобы она исцелила их от недугов или спасла от несчастья. Другие несли дары, обещанные в момент тяжких испытаний. А третьи сопровождали сыновей и дочек, которым хотелось людей посмотреть и себя показать.

У Юрталана работы было еще на неделю, но теперь с ней он мог справиться сам с помощью нескольких подручных. Жена, Стойко и Алекси повезут дар, а батрак будет пахать.

— Ты, жена, со Стойко и Алекси поезжайте в Бачковский монастырь! — сухо и строго распорядился Юрталан.

— Некогда, Тошо! — вздохнула та в ответ. — Хлебы вот надо месить, одеяла стирать.

— Хлебы испечешь сегодня ночью, а с одеялами успеется. С утра пораньше выезжайте.

В таких случаях Юрталаниха терялась и не знала, на что браться. Она сновала по дому, по двору и гумну, хватала не то, что нужно, клала вещи не на свое место а не переставая бормотала себе что-то под нос.

— О боже, боже! — сетовала она. — Одна в этаком хозяйстве, света белого не вижу…

Она сказала Стойко, чтобы он собирался и помог ей истопить печь, так как завтра рано утром они отправятся в Бачковский монастырь, а парень, уловив только, что отец велел готовиться в дорогу, выбежал на улицу и, хотя было еще совсем светло, пошел похвастаться Казылбашевым. Там тоже поднялась суета — загремели квашнями, ситами и лопатами. Засучив рукава, снохи принялись готовить ловко и быстро все, что требовалось для такого большого путешествия.

Казылбашиха вызвала мужа на амбарное крылечко. Хотя уже было известно, кто поедет в монастырь, но все же следовало еще раз договориться. Решили, что поедут Димо с женой и Севда с матерью. Да и следовало поехать в этом году. Прежде то работа не позволяла, то не хватало денег, а ведь надо хоть раз свезти дочь на этот прославленный праздник. Зимой, если бог дает, она выдадут ее замуж, и так она всю жизнь и будет жалеть, что не побывала там. Казылбаш заикнулся насчет поездки дней за десять до праздника, но старуха тогда неопределенно качнула головой и пробормотала:

— Рано еще… там посмотрим.

Хотя Севда еще не была помолвлена, без Стойко она уже не хотела ехать. А тот, допоздна засиживаясь у них по вечерам, разговаривал о чем угодно, только не о поездке в монастырь, и Казылбашевы заводить об этом речь считали неудобным. И вот теперь…

Было так заведено, что с незамужней золовкой всегда посылали младшую сноху, — пусть и она погуляет да порадуется, пока молода. Правда, если случалось, что невестка была красивее и лучше дочери, то злые и завистливые свекрови не выпускали ее за порог. Но Казылбашихе бояться было нечего — никто не мог равняться с Севдой по красоте.

На другой день рано утром обе телеги встретились за околицей на проселочной дороге и покатили к далеким синим вершинам Родоп.

Севда, онемев от радостного волнения, глубоко вдыхала свежесть чистого летнего утра. Впервые пустилась она в такой далекий путь к синим горам, которые всегда представлялись ей неведомым и заманчивым миром. Что там было, в том мире? Огромный монастырь с огромным храмом, куда стекались на богомолье чуть ли не со всего света. И вот она тоже ехала туда вместе с тем, кто завладел ее сердцем.