Избранное. Том первый

— В кофейне может оказаться в прислугах… или в какой-нибудь гостинице, — добавил уверенно Юрталан.

— Может, может! — ввязался и Куцый. — Бывал я в Пловдиве и видел — там кофе по конторам разносят все вот такие мальчонки.

— В Пловдиве, говорю тебе! — еще настойчивее заявил Юрталан и, подцепив на вилку полпомидора, медленно прожевал его и, с трудом проглотив, принялся рассказывать тут же выдуманную им историю о неком уроженце Северной Болгарии, который десяти лет убежал от родителей и возвратился в родное село только тогда, когда стал первым богачом в городе…

— Не знаю, что мне делать и куда идти, братец! — сокрушенно покачал головой Гочо. — И работу забросил, и в долги влез, ломаного гроша теперь у меня нет.

— Ну… что касается денег… раз такое положение… — запинаясь, проговорил Юрталан, — люди же мы в конце концов, поможем как сумеем…

А когда все поднялись уходить, Юрталан отвел Гочо в сторону.

— Ты загляни завтра ко мне насчет того дела… насчет денег…

— Загляну, загляну, — с благодарностью отозвался Гочо. — И в город поеду, там еще поразведаю…

Юрталан вернулся домой успокоенный. Но сердце его было все еще в тисках. «А если клубок размотается? — содрогался он, но опять успокаивался. — Никто не догадается… Самое главное — могилу прикрыть получше».

Теперь это было главной его заботой. На другой день после убийства Стойко тайком пошел в рощу и осмотрел место, где был закопан труп. Если хорошенько приглядеться, можно было догадаться, что здесь копали уже после того, как был выкорчеван дуб. Однако для чего здесь копали, понять было трудно. Вся яма была покрыта хворостинками и травой. В сторону отскочили свежие комочки земли, но Стойко аккуратно собрал их и забросил далеко в кусты. Потом принес хворосту и разбросал по яме. Через несколько дней, несмотря на то, что полевые сторожа и лесничии прочесывали рощу, Стойко снова пробрался туда и укрыл все старой гнилой листвой. Все были заняты молотьбой, в рощу никто не ходил, но когда Стойко пришел туда в третий раз, он увидел на могиле недогоревшай костер. По головням и сухому коровьему навозу он догадался, что здесь прятались мальчишки-пастушата и пекли тыкву.

Во время уборки кукурузы туда заглянул и Юрталан. Он пересек рощу, будто желая проверить, срезана ли кукуруза у мельницы, и, подойдя к страшной яме, заглянул в нее. Действительно, никаких следов могилы не было заметно. «Только когда начнутся дожди, — подумал он, — нужно будет понемногу подбрасывать землю…»

8

Подошла очередь молотить и Юрталану. К нему на двор хлынули родственники, соседи и разные другие люди, которых он при случае ссужал деньгами и договаривался, что они, помимо всего прочего, помогут при молотьбе. Целым отрядом на гумно примчались ребятишки, принялись носиться среди копен, карабкаться на скирды. Молотилка, как вихрь, опустошила гумно — смела тяжелые снопы пшеницы, быстро расправилась с перезрелой рожью, проглотила длинноусый ячмень. Юрталан оживился, на лице его вновь появилось бодрое выражение, опять радостно и довольно заблестели глаза. Работа захватила, увлекла его. Он бегал с места на место, расставлял людей, наблюдал за обмолотом, командовал, ругал работников, когда они этого стоили, и хвалил, когда дело шло хорошо. То и дело бегал смотреть, какая идет солома — достаточно ли она мягкая и мелкая, взвешивал на ладони зерно и, замечая битые зерна, грозно махал рукой машинисту. Он записывал на коробке с сигаретами, сколько мер ссыпали в амбар, прикидывал, много ли сумеет выделить зерна на продажу, почем продаст и сколько выручит денег. Среди шума и гама, под рев молотилки и треск мотора он вдруг останавливался как вкопанный. Он уже видел перед собой груженые возы и длинные закрома с узкими окошечками, через которые сыплется зерно мера за мерой.

«Тысяча, две, три…»

Этому научили Юрталана отец и дед — меряя зерно, начинать счет с тысячи, чтобы и богатство шло тоже тысячами.

Так, занятый молотьбой, увлеченный непрестанной лихорадочной работой, распоряжениями и подсчетами, он оторвался от недавнего прошлого и как будто забыл о том ужасном дне, о своих тревогах и страшной опасности, которая еще висела над его головой. Что говорили люди об исчезновении мальчика Астарова, как его объясняли в кого обвиняли, об этом он ничего не знал и не хотел знать в эти лихорадочные часы постоянной беготни и хлопот.

Вечером, когда работники сели за общую трапезу и он, как хозяин, занял место во главе стола, слово за слово начался разговор и о мальчике Астарова. Чего только не наплели тут люди, как только не объясняли этот случай!

— Утонул где-нибудь в реке! — заявила одна из женщин.

— Глупости! — уверенно возразила другая. — Он удрал в Пловдив, нанялся там в подмастерья. Отец же поехал за ним.