Избранное. Том первый

Выбравшись назад, он схватил труп и оттащил его в кустарник. Сердце у него бешено билось, жгучими иглами кололо под ложечкой.

— Что такое? — испугался Стойко.

— Показалось… кто-то идет!

— Где?

— Вот там… зашуршало…

Стойко впился взглядом в темные кусты, которые казались теперь таинственными и зловещими. Не наблюдает ли кто-нибудь оттуда за ними? Там и впрямь что-то зашуршало.

— Подожди, я посмотрю! — Стойко поднял заступ и стал подбираться к кустам. Вскоре он вернулся успокоенный, сдержанно улыбаясь.

— Черепаха, — сказал он.

— Ух, провалиться бы ей, как она меня напугала! — с досадой махнул рукой Юрталан и сел снова.

Из-за тонких ветвей выплыла луна, и все преобразилось: в лесу стало тихо и таинственно, деревья отбросили темные полотнища густых теней. Под легким ветерком затрепетали листья и травы, словно это было не просто дуновение, а волшебное пробуждение природы. Небо побледнело, мерцающие звезды отступили в его бескрайнюю глубину.

— Может, хватит? — выпрямился Стойко, вытирая рукавом красное, потное лицо.

— Глубоко?

— Да по пояс.

— Хватит.

Юрталан никогда не забудет этих последних минут.

Он подтащил трупик, осторожно спустился в яму, потом поднял его и развернул. И когда собрался опустить в свежую могилу, мешок с головы мертвеца каким-то образом сполз, и пожелтелое личико, маленькое и заострившееся, блеснуло при мягком свете луны. Луч упал на зрачок полураскрытого глаза, и Юрталану показалось, что покойник подмигнул ему. Он опустил труп, бросил на него мешок и свалился в бесчувственном оцепенении.

7

Уже светало, когда Юрталан с сыном возвращались в село. Они шли садами, задворками, пробирались через проволочные изгороди и вернулись домой никем не замеченные.

— Ну, кончили? — встретила их испуганная Юрталаниха.

— Слава богу! — вздохнул Юрталан. — Пока все обошлось благополучно, посмотрим, как дальше… — Потом, запалив цигарку и глубоко затянувшись, он добавил со вздохом: — Пообещал святой богородице барана…

— И хорошо сделал! — одобрила жена. — А то мы, по правде сказать, ничего не жертвуем… Другие куда бедней — и то дарствуют кто теленка, кто барашка…

— Ну, ладно, теперь и мы дадим! А сейчас приготовь хлебца и баклагу наполни, нужно ехать за викой…

— А отдыхать не будете?

— Нет! — коротко ответил Юрталан и махнул ей рукой. — Иди, иди!

Ему хотелось выехать как можно раньше, чтобы на них не пало никакое подозрение, а она тут с отдыхом… Несообразительность жены страшно злила Юрталана, иногда он немилосердно ругал ее за это. Но сейчас, после таких волнений и тревог, ему было не до крика. «Бабий ум», — только и бросил он с презрением.

В это утро Юрталан был очень доволен сыном. Тот, ни о чем не спросив, быстро умылся, приготовил телегу, напоил волов и запряг их. Он знал, что если выехать попозже, все станут удивляться: «Э-э-э! Чем же это был занят Юрталан, что в хвосте остался?»

А по улицам уже тарахтели подводы, раздавались быстрые и четкие шаги, громкие споры, приветственные оклики. Скорчившись в телеге, Юрталан напряженно прислушивался: о чем говорят люди? Не шепчутся ли о пропавшем мальчике Астарова? «Пока еще ничего не слышно, но уже сегодня все село зашумит!» — думал он с трепетом в душе. Ему очень хотелось услышать первые разговоры об убитом, узнать, в какую сторону устремились людские подозрения. Несколько раз он слезал с телеги, вроде бы для того, чтобы прикурить у старательного хозяина, возвращавшегося с поля уже с нагруженным возом, и мельком, осторожно спрашивал о сельских новостях. «Еще ничего не слышно!» — успокаивался он и все равно дрожал от страха.

Солнце уже поднялось, когда, нагрузив воз, они привязали волов в тени и легли в сторонке поспать. Их одолевала усталость, сон смыкал веки. Стойко сразу же захрапел. Юрталан глубоко и часто затягивался табачным дымом, зажигая одну сигарету от другой, временами закрывал глаза, но тут же снова устремлял взгляд в ясную, ослепительно чистую синеву неба. У него болела голова, неспокойно билось сердце, он тяжело дышал. Ему хотелось передышки, хотелось уснуть хоть ненадолго, забыть страшную тревогу минувшего дня, но сон, как назло, не приходил. В голову лезли всевозможные дурные предположения, опасения и догадки. Он обдумывал, что ему говорить, если его позовут в общину. А позовут — значит, дети, которые были вместе с погибшим мальчиком, рассказали, что он пошел ломать початки на Юрталаново поле. Хорошо, если мальчик никому не говорил, куда и зачем он идет. «Не признаюсь! — решил Юрталан. — Что бы ни было — не признаюсь. Не знаю, не видел и ничего не слышал!..»