Тошка дошла до дальней межи и вернулась. Иван взглянул на нее украдкой. Глаза у нее были влажные и красные. Она плакала, подумал он. Ведь тут каждый куст, каждая былинка напоминает ей о муже. Ей тоже нехорошо. Совсем еще молодая, а какое несчастье на нее обрушилось… Ведь она не хотела этих дрязг, не думала, что так получится. И за что они с матерью терзают ее? За что так косятся на нее?.. Иван задумался о положении Тошки, о ее жизни, о ее горе, и ему стало жаль ее. «Слушай, сестра, — хотелось ему сказать, — я не виноват, это мать меня подзуживает!» — И он уже открыл было рот. Но у него не хватило духу заговорить — что-то сжало ему горло. И он только спросил:
— Мешок наберется?
— Кто его знает, — ответила Тошка и посмотрела на собранный хлопок. Щеки у нее были мокрые, голос дрожал.
Они разошлись в разные стороны. Иван еле тащился по полю, и снова мысли о замужестве Тошки и разделе опутали его, как паутиной. Он опять погряз в тяжких мучительных предположениях. Нет, она вдовой не останется. Такая молодая — ведь ей всего лет двадцать пять, не больше. Выйдет замуж, как только минет год после смерти брата. Станут за ней ухаживать, станут к ней засылать всяких там теток и других родственниц с расспросами да уговорами. И она влюбится в кого-нибудь, ведь человек как вода — куда ее отведешь, туда она и потечет. Но кого же она выберет? Генчо Чифтелиева? Он богатый, но старый; за него Тошка не пойдет. Стаменко Попова? И он не молод, к тому же говорят, будто он бегал по разным шлюхам и уморил свою первую жену, заразив ее какой-то мерзкой болезнью. Митко Интизапче? Слюнтяй он, да и повадки у него городские. Когда Георгий Ганчовский поставил его председателем тройки, он так подстроил, что Минчо посадили в кутузку при общинном управлении, да и потом Интизапче всюду вставлял ему палки в колеса. Минчо его терпеть не мог. «Шпионская душа! — цедил он сквозь зубы всякий раз, когда речь заходила о Митко. — Шмыгает, словно мышь, подслушивает и все доносит Ганчовским». Одно время Интизапче возвысился благодаря Георгию Ганчовскому. Он окружил себя сторонниками, и в ту пору даже говорили, что, когда будут новые выборы, Ганчовский выставит его кандидатуру в депутаты народного собрания. Но в том году вышло такое дело, что потом никто уже его ни в грош не ставил. Заманил, подлец, к себе во двор какую-то бродяжку, завел ее в комнату, да и кинулся на нее. А эта цыганка как завизжит, как налетит на него сама, как примется его колошматить своими сумками — из дома полетели ложки, катушки, веретена, мука. Соседи услыхали шум, сбежались, вырвали его из рук бабенки. После этого он целый месяц из дома не выходил. А когда вышел, все встретили его насмешливыми взглядами. Ребятишки выглядывали из ворот и кричали ему вслед: «Эй ты, цыган!» С тех пор дела его пошли на убыль. Он опустился, обеднел, не мог уже ссужать беднякам по двести — триста левов. Нет, Тошка за него не пойдет, не станет она пятнать доброе имя Минчо.
Остается Илья Вылюолов. Этот — бедный человек, но умный, степенный. «Будь у нас хоть только пятеро таких, как Илия, нас бы пушкой не расшибить!» — говаривал Минчо. Они не разлучались, любили друг друга, как родные братья. Илия, правда, читать не привык, но человек он твердый, упорный. «Поручи это Вылюоловче, он тебе все что нужно сделает», — хвалил его Минчо. Илия — человек спокойный, больше молчит, только улыбается сдержанно и добродушно и не любит ввязываться во всякие дрязги. «Умный по-хорошему все поймет», — говорит он. Все он воспринимает медленно, туго, но если трудно его в чем-нибудь убедить, то, когда убедишь, разуверить будет вдвое труднее. Он думает осторожно, старается все понять неострым своим умом, так, чтобы ему все стало ясно, и вбить себе это в голову как можно крепче и глубже. К людям он относится серьезно, не легко доверяет им и в самых обычных делах. Но уж если кого полюбит, может в огонь за него броситься. После смерти Минчо он целый месяц ходил убитый горем. Когда ему сказали о несчастье, он словно задохнулся, долго ни словечка не мог вымолвить. «Осиротели мы!» — выговорил он наконец, когда пришел в себя, и часто-часто заморгал глазами. Односельчане уважают его за честность, твердость характера и прямоту. Враги не смеют его вышучивать и сплетничать о нем за глаза — ведь его боятся даже самые известные борцы и силачи во всей округе.