Избранное. Том второй

Коль добуду один грош,
Прогуляю целу ночь!
Ох-ох, леле-ле,
Твоя дочка Тодорка!

Он остановился под дикой грушей, перевел дух, огляделся, на глазок прикидывая, как лучше спуститься к кукурузному полю, и тронулся в путь, снова затянув песню — на этот раз громче и побыстрее:

Если будет левов пять,
Прогуляю их опять!
Ох-ох, леле-ле,
Твоя дочка Тодорка!

Перейдя широкую, поросшую кустарником межу, он споткнулся в густой разросшейся ежевике, беззлобно выругался и свернул к своему полю. Аврадалия обошел его со всех сторон, вдоль и поперек, и на сердце стало еще легче: кукуруза уродилась на славу. Возвращался он той же дорогой, только, дойдя до рощицы, пошел напрямик. И уже на выходе из рощи, поворачивая вниз, он вдруг заметил что-то за кустами. Сначала Аврадалия подумал, что это кто-то из мужиков, спрятавшийся от случайных взглядов, но, пройдя еще два шага и снова обернувшись, разглядел, что это какая-то черная тряпка, наброшенная на низкое, ободранное и обломанное держидерево. Он подошел поближе и стал рассматривать находку. Интересно! И что это такое? Он взял ее в руки и вдруг заулыбался — перед ним была одежда глухонемого. «Видать, объелся барашка!» — еще тире ухмыльнулся Аврадалия и сам себе подмигнул — ему пришла в голову великолепная идея, интересная и смешная. После недолгого колебания он проворно натянул на себя рясу и пошел вниз.

Что-то очень неуклюжее и забавное было в его походке, да и во всей фигуре. Балахон глухонемого был ему длинен и путался в ногах. К тому же волосы у глухонемого были длинные, черные и густые, а Аврадалия давно оплешивел и остатки волос, сохранившиеся по бокам, стриг очень коротко. Но, как ни странно, никто не обратил на него внимания — люди давно привыкли, что глухонемой всегда мотается в этих местах.

Аврадалия заглянул в часовню — и там никто на него даже не посмотрел. И лишь когда он спустился к лоткам и принялся всех благословлять и тыкать рукой в небо, удивленные женщины, подталкивая друг друга, начали показывать на него пальцами и хихикать.

— Батюшки! Да ведь это Тодор Аврадалиев! — закричала одна молодуха. — Господи, как вырядился-то, словно на ярмарке.

— Ну, вылитый немой! — смеялась другая, отступив все же назад, когда он проходил мимо. — Глянь-ка, глянь! И в этой рясе! Откуда он ее взял?

Когда Аврадалия появился в пивной Геню Хаджикостова, все изумленно уставились на него, не зная, верить ли своим глазам — то ли глухонемой совсем спятил, раз притащился сюда, где ему не место, то ли это и впрямь другой человек, который, как в балагане, решил маленько пошутить?

— Тошо! — проворно вскочил с места Калин Гайдарев. — Ты ли это, разрази тебя гром?!

Аврадалия повернулся к нему, вытаращил глаза, промычал что-то и благословил его, подняв голову и при этом зацепившись за край старой, провисшей сверху рогожи.

Развеселившиеся мужики столпились вокруг Аврадалии. Один дергал за полу его балахона, другой тянул за рукав, третий ощупывал его спину и щекотал. Аврадалия так смешно лепетал что-то и так ловко уворачивался от наседавших мужиков, что зрители покатывались со смеху, млея от восторга. Некоторые нарочно наседали на него, чтобы он их заметил и благословил. Но в пивной было тесновато, и поскольку Аврадалия сообразил, какой большой успех будет иметь его случайная выдумка с балахоном глухонемого, он выбрался на улицу, где его тут же окружила пестрая толпа мужчин, женщин, парней, девушек и детей. За ним потянулись все посетители пивной, и Геню метался от ярости, проклиная и Аврадалию, и глухонемого, и всю эту игру, которая отвлекла клиентов и спутала все его планы.

Гордый и важный, как петух, Аврадалия расхаживал в толпе у лотков, и везде вокруг него собирались сотни людей, которые кричали, смеялись и прыгали от какой-то дикой радости. Даже сонные старики, которые обычно, выпив чуть побольше ракии и винца, спокойно похрапывали у своих телег, — даже и они поднялись, удивленно глядя на веселье и незаметно присоединяясь к толпе. Но вдруг все застыли на месте, толпа со стороны часовни раздалась, пропуская глухонемого. Он был без рясы, в расстегнутой на груди рубашке и старых бумажных брюках, которые держались на тонком, сильно поношенном ремешке. Волосы его развевались, глаза горели. Осмотревшись, он бросился к Аврадалии. Все ждали скорой и напряженной развязки, но обманулись в своих ожиданиях. Глухонемой остановился перед Аврадалией, кротко благословил его и, сложив руки на груди, поглядел на небо. Аврадалия тоже кротко благословил его и тоже, сложив руки на груди, поглядел на небо. Дружный, громкий хохот разорвал наступившую было минутную тишину.

— Вот это да! — восхитился кто-то удачной выходкой Аврадалии. — Это называется — бить врага его же оружием!