Избранное. Том второй

— Что пока остановился? — Димитр с силой схватил Запрянко за локоть.

— Паровоз сошел с рельсов. Только и всего. Сейчас пробуют поставить его на место.

— Поставить на рельсы? — Димитр смотрел на него как оглушенный. — А вагоны?

— О вагонах ничего не могу сказать. Вроде что-то и там сломалось.

«Странно!» — сказал про себя Димитр и, попрощавшись с парнем, пошел домой.

4

Турецкие власти были неповоротливы и медлительны, но попытка пустить под откос целый поезд и остановить движение на линии заставила их встряхнуться. Димитр знал это и долго обдумывал, как действовать, если их будут разыскивать и попытаются задержать. Пусть даже турки махнут рукой на аварию, владельцы железной дороги не оставят дело без последствий. Движение останавливается, компания терпит убытки.

Прошло несколько дней. Казалось, что все затихло, забылось. Линию починили, движение возобновилось. Через неделю на станции Хаджиелес сошел с поезда пожилой господин в европейской одежде, моложавый и стройный; кожа у него была гладкая и розовая, как у ошпаренного, очищенного от щетины поросенка. Правильные, даже красивые черты его лица немного портил только давний шрам на щеке. Он говорил по-турецки, но по его частым обращениям к трем туркам, которые сопровождали его, было видно, что ему легче говорить по-немецки. Старший из турок держался важно и высокомерно. Другие двое были помоложе, один — тонкий и длинный как жердь, а другой — толстенький и подвижный, как мячик. Они вошли в комнату начальника станции, который, даже не глянув на троих турок, чинно вытянулся перед господином в европейской одежде. Ясно было, что этот господин — воротила из железнодорожной компании.

— Милости прошу, господин Хорн, — сказал начальник станции по-немецки, не обращая внимания на остальных. Лишь когда господин Хорн сел, он пригласил и турок. Затем начальник молча поклонился и, тихо прикрыв за собой дверь, пошел распорядиться по перрону.

Гости сразу оживленно заговорили о повреждении на линии. Кто это сделал? Откуда он? Скорее всего, из соседних сел — следы надо искать прежде всего в Хаджиелесе, в Дервент Энимахле, в Папазлие. Хорн намекнул, что злоумышленники могут оказаться и из более далеких мест. Быть может, это работа членов революционных комитетов? Господин Хорн слышал, что таких комитетов в окрестных селах нет. Зато они есть в Чирпане, в Хаскове, в Пловдиве. Прежде всего, заявил он, надо проверить, не переселились ли какие-либо болгары из вышеуказанных городов в окрестные села. Надо проверить также, что за учителя в этих селах, чем они занимались раньше, с кем они дружат.

Пожилой турок заметил, что в революционных комитетах участвуют ремесленники из больших болгарских поселений, учителя, врачи. Он тоже был уверен, что невежественному и покорному быдлу из болгарских деревень никогда не придет в голову вывести из строя железнодорожную линию. Даже если они и осмелились на такое, у них должен быть подстрекатель. Он сказал, что вполне согласен с предложением проверить всех прибывших из соседних городов в окрестные деревни. Прежде всего надо было заняться теми, кто обосновался здесь, в Хаджиелесе. Позвали начальника станции. Он был не из местных, но жил на станции уже года три-четыре и мог подсказать направление розыска. Однако он лишь пожал плечами. Он знал только двух содержателей харчевен, нескольких хлеботорговцев, трех-четырех чиновников, но среди них не было ни одного болгарина. Начальник станции хорошо говорил по-немецки, но легкий акцент выдавал славянина из Австро-Венгрии. Он держался вежливо и с достоинством. Когда перед ним извинились за беспокойство, он, холодно кивнув, вышел, не скрывая пренебрежения к своим незваным гостям и следователям…

Вызвали старосту Хаджиелеса — смуглого, рослого и дородного. Он задыхался от духоты и зноя и время от времени махал рукой перед своим мясистым, слегка обрюзгшим лицом.

— Это ты болгарский староста? — строго и недоброжелательно спросил его пожилой турок.

Староста утвердительно хмыкнул и отвесил низкий, раболепный поклон.

— Хорошо! — многозначительно процедил турок и, помолчав, стал расспрашивать его о занятиях населения, об урожае и о том, все ли в селе тихо и мирно.

После того как староста заверил, что все его односельчане — покорные слуги султана, турок небрежно спросил, не вернулся ли в село кто-нибудь, кто когда-то уехал в город.

Староста испуганно заморгал и ответил, что только один мясник, много лет проживший в Пловдиве, вернулся в село.

— А еще кто-нибудь? — пронзительно глядя на него, спросил турок. — Подумай хорошенько!

Староста долго хлопал глазами, соображал, отдувался и наконец заявил, что никто в село не возвращался.

Старосту освободили и послали за пловдивским мясником. Оказалось, что он прибыл в село после события на линии и как будто ничего о нем не знал, но его все же не освободили. Следователи поехали в Дервент и остановились у Ставраки. Там их встретил молодой мюлязим. Хорн объяснил ему, зачем они приехали. Офицер тут же послал за старостой. Немного погодя дядя Гого чинно встал у двери.