Читаем Избранное. Том второй полностью

С тех пор как они бежали из села, он все время думал: что сделать, чтобы помочь братушкам? Узнав о казни отца, он решил пробраться как-нибудь вечером в село и убить мюлязима и его людей. Село не охранялось, солдаты распустились до предела, и Димитр сумел бы осуществить свой план. С другой стороны, турецкие власти были озлоблены против болгар и всегда готовы к мести. После нападения — Димитр был в этом уверен — турки перебьют все население Дервента и сожгут село.

Димитр еще не поделился с братьями своими планами, откладывая этот разговор. К тому же они не слишком интересовались такими вопросами. Гочо, как обычно, безмятежно взирал на события и ждал прихода братушек, чтобы вернуться в Чирпан. Там он давно заприметил одну деваху, да и она на него поглядывала. Чаще всего он думал о нескольких случайных встречах с ней, мечтал жениться и обзавестись своим домом и семьей. Если он и злился, то лишь на то, что война затянулась и освобождение придет не так скоро, как хотелось бы. К тому же он считал, что они и так сделали большое дело, прервав движение по железной дороге хотя бы на день, и радовался, что им удалось ускользнуть из рук турок. Грозю постоянно твердил, что надо напасть на турецких беженцев, раскинувших лагеря возле ближайших турецких деревень. Бросив родные очаги, эти беженцы срывали свою злость на болгарах, опустошали поля вокруг, грабили и уносили все, что могли, стреляли при малейшем сопротивлении и стянули окрестных болгар обручами страха. Эти обручи, рассуждал Грозю, можно легко разорвать, стоит лишь ударить по одному такому лагерю. «У них и разживемся винтовками», — говорил он. Димитр как мог сдерживал его. Но однажды, когда парень заявил, что один пойдет на беженцев, Димитр разозлился и сказал, что если тот начнет самоуправствовать, то он отрубит ему руки.

— Я вовсе не шучу, — хмуро предупредил он. — Скажи мне, что толку будет, если мы убьем нескольких турецких беженцев? Будто они шибко разбираются в тупоумной турецкой политике, которая довела их до такого положения. Они тоже пострадали, как и мы, болгары. Ну ладно, послушаемся тебя и обездолим несколько турецких семей. Разве мы этим поможем русским войскам? Ничуть не поможем. А турки еще пуще озвереют и начнут резать болгар. Был у нас в Чирпане член комитета Христо Баба. Его прошлой весной повесили в Эдирне. А за что? Не за воровство, не за мошенничество, а за то, что готовил народное восстание против турецкой тирании. Я помню, что говорил нам Апостол — не для себя мы работаем, а для народа. И никто не должен забывать об этом. Турки убили у нас отца. Но разве только его? Погибли еще многие болгары. И теперь погибают. И не только болгары — мало ли гибнет наших дорогих братьев, русских! И за что? Ведь раньше они и не видывали турок. Они умирают за нашу свободу. Так давайте подумаем, как лучше им помочь. Поможем им, значит, поможем и себе. А когда освободимся, тогда и с турок взыщем по их делам. Всех, кто попадется в наши руки, будем судить.

Вначале Грозю слушал с пренебрежением. Но постепенно слова брата заинтересовали, увлекли, взволновали его. До возвращения Димитра и Гочо из Чирпана он считал их людьми из иного мира и рвался к ним. Он смутно догадывался, что братья встречаются в городе с большими людьми, занимаются каким-то особым, важным делом, но не имел о нем ясного представления. С тех пор как они бежали из села и вместе скитались по округе, он понемногу перестал восхищаться своими братьями. Особенно разуверился он в старшем брате. И вдруг Димитр поразил его своей умной речью, словами и именами, которые раскрыли перед пылким юношей неведомый мир. И в самом деле, хотя Россия и была далеко, за морями, за горами, а ведь оттуда пришли тысячи и тысячи людей, чтобы сражаться за свободу Болгарии. И они умирали за эту свободу. Верно говорит Димитр — надо им помочь! Юноша воодушевился. «Помочь им!» Кому как не ему, не имеющему о свободе ясного представления, но горячо жаждущему вдохнуть ее живительный воздух, броситься на помощь русским! Как хотелось ему поскорее увидеть своих братьев с далекою севера, которых он и во сне и наяву представлял себе сказочными богатырями. Увидеть этих молодцов, а тогда и смерть нипочем!

Но каждый раз, когда Грозю вспоминал о смерти отца, глаза его зловеще сверкали и рука хваталась за кинжал. Отца он никогда не забудет, не выплачет слез о нем. Навсегда он останется в памяти — строгий, с виду суровый, но справедливый, работящий и мудрый. И, коли Димитр говорит, что мстить убийцам отца опасно, надо сделать что-то полезное, но непременно, любой ценой…

Перейти на страницу:

Все книги серии Георгий Караславов. Избранное в двух томах

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези