Читаем Избранное. Том второй полностью

«Что там могло случиться? — раздумывал Лоев. — Как можно, чтобы Россия еще вчера была Россией, а нынче уже нет? И как может погибнуть русский народ? Уж на что мы, горсточка болгар, и то пятьсот лет турецкого ига выдержали, и на этих последних войнах людей убивают, а народ остается… А чтоб русский народ да погиб?.. Нет! Не может этого быть!»

— Народ не может погибнуть, Добри! — попробовал утешить приятеля Лоев. — Это ж миллионы людей, их как песку в море, шутка ли. — Он приподнялся и заглянул через плечо хозяина, словно именно в газете и скрывалась правда. — Там ведь царя скинули? А? Что там еще могло случиться?

— Сам сатана вмешался в русские дела, Анго. Сатана! — внушительно повторил Гашков. — И царя скинули, и такую кашу заварили, что… — Добри глубоко и безутешно вздохнул. — Не знаю…

— Да что же все-таки случилось? — нетерпеливо допытывался у приятеля Лоев.

— Швабы. Не иначе, они все это обстряпали. Обхитрили братушек как маленьких.

— Как обхитрили? — Гость и не понимал, и не верил хозяину.

— Ты что, в самом деле ничего про Россию не знаешь?

Гашков устремил на гостя такой укоряющий и пристальный взгляд, словно хотел сказать: «А еще туда же, политиком себя считаешь. Россия гибнет, а ты спишь!»

— Не знаю, — смущенно и испуганно признался Лоев.

— Пропала наша Россия, побратим!

Лоев изумленно уставился на Гашкова. Конечно, Добри получает газету, читает, знает гораздо больше, чем он, этого у него не отнимешь. Он чувствовал себя жалким, ничтожным болтуном, который ни за чем не следит и ничего не знает, а только слепо верит в свою Россию. Старый приятель показался ему чем-то вроде крупного, опытного дипломата, искушенного в тонкостях политики.

— Как? Когда? — с трудом выговорил он.

— Швабы послали в Россию вагон большевиков и…

Лоев только глазами захлопал. Да что он говорит, этот человек? С ума, что ли, сошел?

— Что это за большевики?

— Евреи. Кто же еще! — рявкнул Гашков, словно бы это Лоев и послал в Россию каких-то неведомых большевиков.

Лоев вспомнил, что в последнее время в корчмах местные политиканы время от времени упоминали каких-то большевиков, но кто они, откуда взялись, он не знал и не интересовался. Сначала слова соседа поразили Лоева, но, немного опомнившись и подумав, он даже рассердился.

— Пустая болтовня! Как может один вагон — горстка людей — погубить целое государство! Да еще такое — в полмира! Все это не иначе как либеральские штучки.

Гашков, однако, не согласился, настолько он верил в то, что сообщил соседу.

— Либералы этому только радуются, — злобно сказал он. — Они за этих евреев трехпудовую свечку готовы богу поставить.

— Но послушай! — Лоев положил руку Гашкову на плечо. — Ты только подумай, как может горстка людей разрушить целое государство, а? Что ж там, народа нет, что ли?

— Ха! Народ! — презрительно процедил Гашков. — Народ что стадо, куда погонят, туда и идет. Вон наш народ тоже не больно-то хотел воевать, а Фердинандишка с Радославовым загнали его в окопы… Вот и в России, стоило пообещать им мир, землю…

— Кто пообещал?

— Да тот… Атаман этих самых евреев… Какой-то Ленин…

Лоев задумался.

— И все это написано в газетах? — Он кивнул на лежавший рядом «Мир».

— Пишут кое-что, но не все, — ответил Гашков.

— А тебе откуда это известно?

Хозяин ответил не сразу, во и выражение его лица и вся поза должны были убедить собеседника, что новости эти получены из надежного источника. «Не стоишь ты того, чтобы тебе рассказывать, — словно бы говорил его укоризненный взгляд, — ну да уж так и быть, скажу».

— Был я позавчера в городе. Божков мне все до тонкостей и рассказал. — Гашков помолчал, наклонился к Лоеву, широко развел руками. — Но Божков сказал, что эти большевики долго не продержатся — день-другой и падут…

Раз Добри Гашков услышал все от самого Божкова, положение и вправду должно было быть очень серьезным. И все-таки ему, Лоеву, не очень-то ясна вся эта история.

— И ты спросил его, что они такое, эти большевики?

— Как не спросить, спрашивал. Вроде наших «тесняков»[10], говорит, что-то похожее…

Лоев прикусил язык. Божков, старый адвокат, был когда-то депутатом, газеты читал всякие, с большими людьми встречался. Уж коли он сказал, должно быть, так оно и есть. Божков душу готов был положить за Россию, только о ней и думал, только о ней и говорил. Все, кто стояли за матушку-освободительницу, шли к нему. В базарные дни контора его гудела как улей. Божков принимал всех, для каждого у него было доброе слово. Лоев тоже частенько наведывался к нему и всегда находил его за старинным широким письменным столом, под золоченой рамой, из которой смотрел на посетителей русский император…

2

Перейти на страницу:

Все книги серии Георгий Караславов. Избранное в двух томах

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези