Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

40. – Неисчислимы и величественны завоевания науки, беспредельна ее держава, но она шла от победы к победе тем самым путем, по которому первые шаги сделал ее дикий пращур – грубо-эмпирическое родовое представление. Как Изида{113} в подземное царство, так человек может проникать в недра природы только совлекая с себя самого пред каждыми воротами одну оболочку за другою. Древнее родовое понятие, основанное на простом чувственном восприятии сходств и различий, было бы неверно потому, что в нем человек не умел сполна отрешаться от самого себя. Наука ничего другого не делала, как только совершенствовала это умение; она обрабатывала не явления, но познающего их; она изыскивала средства к тому, чтобы научить ученого освобождаться от его личных особенностей, гасить в себе все своеобразие восприятий и мышления. И поскольку человек научался этому, сущность явлений уже сама раскрывалась перед ним на соответственную глубину. Первое в науке – искусство познания, а само добываемое знание есть следствие. И потому во все века главное внимание ученых было обращено на выработку методов; и беспримерно ускорился прогресс науки с тех пор, как Бэкон положил основание особенной науке наук – теории познания{114}.

41. – В этой внутренней своей работе наука пользовалась теми же приемами, как во внешней, потому что личность познающего есть такое же природное явление, как и сама познаваемая вещь, и, следовательно, должна быть так же изучаема. Личность множественна сама в себе и представляет черты сходства со всякой другой человеческой личностью. Наука возводит это внешне наблюдаемое сходство к единству более общих душевных признаков, и это высшее единство – к высшей еще закономерности, и далее до тех пор, пока не обнаруживаются самые общие, наиболее постоянные законы духовной деятельности. Как материя в химической лаборатории, так в теории познания человеческая личность разлагается на первичные элементы, присущие всякому человеку независимо от его особенностей; получается логический остов духа, критерий истинного знания. Познающий дух есть дух сверхличный, очищенный от всех пристрастий индивидуального чувства, от односторонностей мышления, от количественного разнообразия душевных сил, словом – от всех частных определений бытия.

42. – Так в акте познания до дна обезличивается человек, в содержании знания – мир явлений. Для науки существуют только виды: она равно отрицает реальное бытие личности и в познающем, и в познаваемом. Знание идет от чувственного восприятия к отвлеченному воззрению и от воззрения к чистому понятию. Мир единичных вещей оно истолковывает как систему взаимодействий и строит модель, в которой наглядно представлен механизм взаимодействующих сил; и дальше самый этот механизм оно истолковывает как систему отношений, уже не конкретных и даже не символических, а чисто-идеальных, которые могут быть выражены только на абсолютно-отвлеченном языке математики. В пределе знания мир разрешается в серую массу основных и неизменных элементов; явление есть только своеобразное сочетание их. Явление не реально, не действенно, не самозаконно: реально в мире только движение, то есть нечто такое, что само по себе не может быть ни воспринято чувствами, ни представлено воображением, но только мыслимо. В познающем и в познаваемом равно совлечена плоть; одна зияющая бездна глядится в другую зияющую бездну.

43. – Наука естественна – кто станет спорить против этого? Наука была закономерно порождена потребностью творчества, как сама потребность творчества заложена в человека природою. Но наука обособилась в отдельную державу и зажила буйною, своевольною жизнью. Она была призвана служить творчеству; ради успешности своего служения ей пришлось заняться исследованием своих сил и средств; и, углубляясь, она крепла и ширилась самобытно, питала творчество, но и добывала многое, чего творчество непосредственно не требовало от нее, трудилась усердно и с любовью и кончила тем, что беспредельно опередила все потребности человечества. Наука стала как бы живым организмом со своими особенными законами и нуждами. Утонченность ее приемов, совершенство ее орудий непроизвольно влекут ее к бесчисленным открытиям; и, принося всякое свое открытие в дар своей матери-технике, она форсирует творчество, как подстрекаемое ею творчество в свою очередь до времени развращает человеческий род. Различные способности духа уже не умеряются взаимно в гармоническом строе, но бешено торопят друг дружку своим односторонним и чрезмерным развитием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия