Избранное. В 2 т. Т. 2

— В жизни встречаешь немало привлекательных женщин. Но когда я встретил ту женщину, я сразу понял, что мне нужна она и никакая другая. Дело в том, что я, в сущности, ничем не отличаюсь от самого обыкновенного смертного, не знающего ничего, кроме своего заштатного городишка, а ведь я воображал, будто прошел сквозь огонь и воду. Когда этот обыкновенный смертный полюбит девушку с соседней улицы и она ему по той или иной причине не достанется, вся его жизнь летит вверх тормашками. Пусть он даже уедет на край света, все равно он и там будет тосковать по своей избраннице. Так было и со мной. Вот как случается в жизни.

«Ужасно, если бы он полюбил не меня, а другую женщину», — подумала Матильда, которую захлестнула волна счастья, чуть не лишившая ее сил продолжать игру. Колени у нее подогнулись.

— Сколько времени мне можно будет жить здесь у вас? — спросил Уэстон.

— Если понравится, недели две-три. — Но про себя она повторяла: «Всю жизнь! Всю жизнь!»

— Вы уехали в такую даль на остров Яву, чтобы попытаться разлюбить ту женщину?

— Разве можно пытаться не дышать?

Взглядом Матильда сказала Уэстону, что она задала свой хитроумный вопрос только для того, чтобы получить именно этот ответ. Она поднялась.

— Не прогуляться ли нам? Я покажу вам лес.

На молодой женщине были легкие туфельки без каблуков, белые вязаные самодельные носки и просторные шорты, не стеснявшие ее быстрых движений.

— Нетрудно представить себе, как радуются ваши ножки. Они словно два белых голубя, выпущенных на волю, — сказал Уэстон, идя за ней вдоль ручья. — Ваша походка так же непринужденна и так же опасна, как и ваши губы.

— Раз вы говорите такие вещи, извольте идти впереди, сударь. Не забывайте, что мы познакомились с вами всего десять минут назад.

— Значит, если бы мы были знакомы чуть подольше, мне разрешалось бы говорить все это и еще многое другое?

— Ей-богу, вы ужасный человек.

По обеим сторонам тропинки, устланной коричневым ковром из прошлогодней хвои, возвышались золотисто-красные колонны сосен — их пушистые ветки, смыкаясь в вышине, закрывали небесную лазурь. Свет, проникавший под эту зеленую крышу, тоже казался зеленым.

Они свернули на полянку, покрытую плотным стеганым одеялом из мха; ручей шириной в ладонь, зигзагами пробиравшийся к озеру, прорыл во мху глубокую черную борозду; время от времени, обегая пузатую подушку из мха, ручей разветвлялся на два рукава, а потом снова струился как ни в чем не бывало.

Матильда молча показала Уэстону папоротник дивной ажурной работы, бог лета — этот могучий кудесник — вписал папоротник в лесной пейзаж несколько более светлыми красками, поместив его рядом с кустом терновника, чьи бледные цветы, казалось, парили в воздухе, потому что зеленые стебли терновника сливались с зеленью других кустов, росших в этом прохладном лесном храме.

В родных лесах Матильды, покрывавших склоны гор и доходивших до той границы, где вообще кончалась растительность и где все было суровым и голым, — повсюду встречались укромные уголки, с детства знакомые и дорогие Матильде. Сейчас она показывала их Уэстону.

Внезапно среди лесной прохлады перед ними выросла как бы стена теплого воздуха. Матильда и Уэстон прошли сквозь нее. В ложбине со срубленными деревьями, где на сухой земле лежали большие обомшелые камни, а трава уже успела поблекнуть от палящего солнца, стоял такой аромат, какому нет равного в мире.

— Здесь должна расти земляника, — сказала Матильда, опускаясь на колени.

Уэстон сидел на пне, глядя, как Матильда шарила рукой по зубчатым листьям, разыскивая невидимые ягоды, и вдруг рассмеялся. Матильда так увлеклась своим занятием, что на коленках поползла дальше к соседним зарослям, обещавшим богатую добычу. Через минуту она собрала целую горсть ягод.

Подойдя к Уэстону, она большим пальцем ловко подгребла ягоды в кучку, боясь, что они рассыплются.

— Это вам, сударь.

Матильда подбоченилась. Но тут ягоды покатились, и молодой женщине пришлось отказаться от своей гордой позы; невольно она подняла плечи и выпятила живот.

Вместо сочных ягод Уэстону достались губы Матильды, такие же яркие и свежие: когда Матильда увидела, что ягоды рассыпались, она от испуга слегка приоткрыла рот.

— Расскажите мне лучше, что представляет собой женщина, которую вы любите, какая она?

Уэстон снова пошел за Матильдой.

— Она — сама естественность. Эта женщина могла бы стать хорошей женой здешнему лесничему и прекрасно держала бы себя на изысканнейших приемах у английской королевы. Она — непосредственна. В ней можно найти самые разные черты, но все они слиты воедино — и она всегда проста. В ее присутствии испорченный человек находит в себе мужество устыдиться самого себя, а циник видит все свое убожество. Но женщина эта, чье сердце постигает жизнь глубже, чем разум философа, находится в большой опасности из-за своей безграничной доброты. Поэтому она нуждается в защите любимого, пусть менее совершенного, чем она.

Матильда охотно продолжила бы игру, ей хотелось скрыть свое волнение. Но лицо Уэстона, его голос были так серьезны, словно он читал ей вслух Библию.