Избранное. В 2 томах [Том 1]

Но надзиратель продолжал трясти его, так как Стеклянный Глаз никак не мог проснуться. Секретарь уже стоял у двери.

— Поторапливайся, нам предстоит допрос.

— Но мы же свободны! — Стеклянный Глаз протер глаза. Только теперь он проснулся окончательно. — Если бы ты знал, что мне снилось!

— Не болтай чепухи и пошли!

Наручников на них не надели. Когда они мимо надзирателя проходили в дверь, Стеклянный Глаз ущипнул себя за руку, надеясь убедиться, что его восхитительный сон был действительностью, а этот мрачный коридор — только страшный сон.

Их повели на следующий этаж.

— Только не болтай глупостей; теперь все зависит от нас.

Стало быть — не сон! Он решил говорить как можно меньше и предоставить все секретарю. «Чудесно было жить в нашем деревенском домике… Да, да, портной умер. И Кордию я никогда не увижу… Может, нас и выпустят. Ну, а что потом?»

Еще одна лестница и длинный коридор. В конце его они подошли к какой-то двери, охраняемой двумя солдатами с винтовками.

Стеклянный Глаз был настолько под впечатлением своего сна, что, входя в комнату, ожидал увидеть тех самых хорошо одетых господ.

За письменным столом сидел пожилой офицер, а сбоку у выдвижной доски — солдат с блокнотом для стенограммы. Над столом на потемневшей стене, где прежде висел большой портрет свергнутого президента, теперь выделялось такое же большое светлое пятно.

«Смотри пожалуйста, здесь действуют быстрее, чем мы в Германии», — подумал секретарь, у которого было достаточно времени удивляться. Близорукий офицер, лица которого им еще не удалось разглядеть, начал читать, как только они вошли, и вот уже несколько минут читал какие-то бумаги в толстой папке, близко поднеся ее к глазам. А солдат в это время беспрестанно гладил свои черные усы и одновременно рисовал виньетки в блокноте.

В этой тишине секретарь, несколько ободренный светлым пятном на стене, решил разговаривать с хладнокровием революционера, готового ради правого дела переносить любую несправедливость.

— Вы разведены?

— Кто? Я? Да! — ответил секретарь,

— А вы?

— Я был дважды женат.

— Ваша вторая жена имела небольшую оружейную лавку, в которой продавались также ножницы, ножи и ложки?

«И откуда он все знает?»

— Совершенно верно! Но и вторая моя жена уже давно умерла, да и предприятие лопнуло. Я думаю, она и умерла-то именно поэтому… Да, давненько это было…

Только теперь увидели они седые усы и острую бородку: офицер отложил толстую папку, раскрыл паспорта и, сравнив их данные с данными в деле, откинулся на спинку стула.

— Кто дал вам деньги на переезд?

«Ну нет, второй раз нашу историю я не повторю. Уж этому-то типу — во всяком случае!»

— Вы нам просто не поверите, — начал было Стеклянный Глаз, доверчиво улыбаясь, но секретарь быстро перебил:

— Как раз на дорогу у нас еще хватило.

— Вы годами жили на пособие по безработице. Как же вы смогли…

Стеклянный Глаз, который хотел показать другу, какой он понятливый, пожал плечами и прикрыл один глаз:

— А мы копили, копили, копили.

— Бросьте ваши увертки! — офицер со злостью швырнул паспорта на стол. — И не рассказывайте мне сказки. Копили! Из пособия!

«Ну и осел!» — с таким отчаянием подумал секретарь, что Стеклянный Глаз это почувствовал и теперь уж молчал, если его не спрашивали.

— Кроме того, нам известно, что здесь, в стране, вы получали деньги за контрреволюционную деятельность.

Хладнокровно, как он и решил, секретарь ответил:

— Стало быть, вам известно больше, чем нам.

— Итак, сколько вам заплатили? И прежде всего, через кого получали вы эти деньги?.. Имена и подробное описание посредников!

Секретарь, оскорбленный утверждением, что он подкупленный контрреволюционер, секунду забавлялся мыслью из мести заварить кашу с вымышленными посредниками, деньги которых они будто бы с возмущением отвергли. Но гнев его улегся, и незаметно хладнокровие, которое он пытался изобразить, перестало быть показным.

— Ну нет, господин полковник, нас не подкупишь. Нас — нет! Этому вы можете поверить. Если вы докажете мне обратное, тогда, ну что ж, тогда расстреляйте меня… Самое лучшее, если бы вы разрешили рассказать вам, как было дело. А уж тогда хотите верьте, хотите нет. Мне все равно.

Ничто не могло подействовать на офицера убедительнее этого тона. Все его предубеждение исчезло. Он даже отказался от намерения допросить каждого в отдельности и потом уличить их, используя противоречия в показаниях.

И когда секретарь красочно рассказал, как их словно лихорадка охватила и они, зараженные общим подъемом, приняли участие в восстании, установили пулемет и начали стрелять, уверенные вплоть до ареста, что дерутся на стороне революционеров, под седыми усами появилась непроизвольная улыбка.

— Если бы мы понимали по-испански! А то… Ну мы и влипли в эту дурацкую историю… Вы же не верите, что мы могли сражаться за это продажное правительство?!

Он не верил. Тем не менее улыбка исчезла.

— Очень хорошо. Но вы должны доказать все, что вы утверждаете. Здесь, — и он постучал по папке, в которой ничего подобного не было, — здесь имеются показания свидетелей, которые говорят против вас.