Избранное в 3 томах. Том 3: История и культура

Ну вот и еще одно очередное или, точнее, новое понятие вводится нами. Духовность, да еще державная. Мы так часто говорим про одухотворенность жизни, духовные идеалы и ценности, что порой забываем ответить на свой же собственный вопрос – а что вообще понимается нами, наукой под категорией «духовность»? Я попробовал в этом разобраться, и признаюсь честно и откровенно, – времени на это ушло немало. Так же, как и с определением культуры, существует множество точек зрения и, как водится, точек зрения, исключающих, а не дополняющих и развивающих одна другую.

В «Вестнике Московского университета», почетным профессором которого я являюсь и где недавно защитил докторскую диссертацию по философии как раз в серии «Философия», в № 4 за 1998 год, мне попалась, на мой взгляд, весьма любопытная статья Г. А. Аванесовой. Называлась она, как и многое, что печатается в этом специфическом журнале, весьма сложно и даже с оттенком «туманности Андромеды» – «Трактовка духовной культуры и духовности в отечественной аналитике в прошлом и теперь». Однако при знакомстве со статьей оказалось, что за столь тяжеловесным подзаголовком скрывалось ясное и доступное содержание.

Аванесова правильно пишет, что при тотальной распространенности слова «духовность», «духовный», «духовная культура» (далее каждый может продолжать на свой лад и по-своему) выяснить, что же это такое, не так-то просто. И это не случайно. Например, до конца прошлого века в нашей философской литературе вообще не было представлено понятие «духовность». Видимо, наши предшественники не придавали ему такое значение, какое придаем мы, а просто отождествляли его с религиозной верой, религиозными идеалами и помыслами русских людей, выражавшихся естественно в понятиях и нормах русского православия.

Ввиду очевидной неопределенности понятийного свойства предлагаю обратиться к нашей палочке-выручалочке из практически всех или многих затруднительных случаев духовной жизни – «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля. А попутно заметим. Ведь по национальности Даль – нерусский. Он из семьи обедневших датских дворян, подавшихся в XVIII столетии на службу русской короне. И вот, пожалуйста, потомок датчан учит нас, русских недорослей, нашей же русской премудрости, нашему живому великорусскому языку. Вот уж поистине нет пределов расточительности и небрежности русского человека. Пушкина нам трактуют все подряд, кроме русских. Значение Льва Толстого раскрыл еврей Шкловский, Достоевского – Кирпотин, православных философов – полячок Зеньковский, русскую живопись – немцы Грабарь и Бенуа. Ну что тут скажешь? Тут можно только повторить незабвенного Александра Трифоновича Твардовского – тут ни убавить, ни прибавить… Все ясно с нами. И так ведь во всем, черт побери. Пока нам не растолкуют идеи и чаяния нас самих же иностранцы, обычно с Запада, не поверим. До чего дошло, основоположник русской современной словесности и истории в частности – по крови татарин Николай Михайлович Карамзин!

А может, в этой нашей небрежности и есть корень нашей широкости, в которой как раз и кроется разгадка географии русской души? Куда ни пойдешь-поедешь – везде все и все есть! На любой вкус, на любые привычки и притязания. Не хочешь слушать нас, сочиняй нам же про нас же. Сойдет. Только – живи. В этой уживчивости с иностранным, чужим нам по духу и мысли – соль русской духовности, главная отгадка, почему среди нас живут 150 народов и никто из них не только никуда не исчез, как индейцы или кто-то там еще, а наоборот, укрепился численно и материально.

Так вот, в первом томе словаря Даль пишет, что «дух – бестелесное существо, обитатель не вещественного, а существенного мира, бесплотный житель (теперь внимание, читатель!) – недоступного нам духовного мира». Вот как – недоступного нам, то есть, как это понимать? Непонятного? Или недоступного с точки зрения, что мы туда не можем ступить без последствий для своего материального и иного состояния? Даль, желая снять эту неразборчивость, пытается уточнить – по отношению к человеку слово «дух» разумеют как душу его, «высшую искру Божества», ум и волю или же стремление к небесному.

Касается Даль и других слов. Например, «духовный» – бесплотный, нетленный, из одного духа и души состоящий. И затем, объясняет о чем речь – все относящееся к Богу, церкви, вере, все относимое к душе человека, все умственные и нравственные силы его, ум и воля. Заметьте это. Даль в духовном видит целый набор ключевых, я бы сказал, качеств человеческой природы, сути его как именно человека, то есть существа, отличного от Бога, до которого он не дорос и не дорастет никогда, но и от животного тем, что имеет душу живую, которую Даль дополняет еще двумя ключевыми компонентами – умом и волей.