Избранное в двух томах. Том 2

рассказали представители штаба ПВО, во всем городе возникло всего четыре по-настоящему серьезных пожара. А тысячи сброшенных противником «зажигалок»

были своевременно потушены москвичами, дежурившими на крышах и во дворах

своих домов. Выяснилось, что домовый актив способен не только на то, чтобы

придираться к соседу, закурившему папиросу или вышедшему на улицу в белой

рубашке.

Правда, мне так и осталось не совсем ясно, кто же главным образом тушил

зажигательные бомбы: те, кто делал замечания за нарушения режима

светомаскировки, или те, кому эти замечания адресовались.

Скорее всего — и те и другие вместе! Многое, очень многое во

взаимоотношениях и жизненных позициях людей было решительно сдвинуто

войной (хотя, что еще более удивительно, очень скоро вернулось на исходные

позиции, когда война осталась позади).

Но, подходя в ту памятную ночь к Москве, я ничего

40

о том, как выглядят горящие «зажигалки», еще не знал. Я видел множество ярких

огненных точек, сливающихся в отсвет сплошного зарева. В голове мелькнули

ассоциации с той, первой Отечественной войной 1812 года, когда тоже

разгорелся пожар московский. Но то был другой пожар — и другая Москва!

Вид горящей столицы мгновенно привел меня в то душевное состояние, с

которым люди идут на таран.

То же самое — и притом в очень сходных выражениях — говорили потом

мои товарищи, совершившие боевые вылеты в ту ночь: Байкалов, Якимов, Шевченко, Федоров. Повторяю: трудно назвать другое время, когда помыслы, устремления, восприятие окружающего у самых разных людей совпадали бы так

точно, как во время войны.

Приблизившись к городу, я обратил внимание, что хотя большинство

прожекторов продолжали беспорядочно (вернее, мне казалось, что беспорядочно) шарить по черному небу, некоторые из них, сгруппировавшись по три или по

четыре, построились в четкие пирамиды. Они держали в скрещении своих лучей

самолеты противника.

Он очень нахально — не подберу другого слова — летал в эту ночь, наш

противник! Гитлеровские бомбардировщики ходили на малых высотах — два, три, от силы четыре километра, — будто и мысли не допускали о возможности

активного сопротивления с нашей стороны. Через несколько дней выяснилось, что так оно, в сущности, и было. Пленные летчики со сбитых немецких

самолетов рассказывали, что, по данным их разведки, с которыми их ознакомили

перед вылетом, сколько-нибудь серьезную систему ПВО и, в частности, организованную ночную истребительную авиацию они над Москвой встретить

были не должны. Как мы знаем, немецкая разведка — фирма достаточно

солидная, да и в данном случае тоже нельзя сказать, чтобы она полностью

ошиблась. Всего несколькими неделями раньше ее сведения мало отличались от

действительности. Но чего она не учла — это напряжения, с которым наша

авиация, армия, вся страна на ходу училась воевать, собиралась с силами, исправляла ошибки и упущения предвоенного периода, большим потом и

большой кровью закладывая основу для будущего перелома от неудач и

поражений к победе.

Вот этого-то не мог ни ожидать, ни даже впослед-

41

ствии объяснить себе наш противник! Впрочем, многие наши союзники и

доброжелатели тоже. . Факты показали, что месяц отсрочки, который история

подарила воинам и командованию Московской зоны ПВО, был использован с

толком. Враг встретил под Москвой пусть еще не вполне совершенную и

безукоризненно действующую, но уже безусловно боеспособную, активную

систему ПВО.

. .Но вот Москва уже подо мной. Можно начинать действовать.

И я начал действовать.

К сожалению, действовать почти сплошь неправильно. Действовать

правильно я не умел.

Первый самолет противника, к которому я устремился, едва разглядев его в

скрещении лучей прожекторов, растаял в воздухе раньше, чем я успел с ним

сблизиться. Объяснялось это просто: он уже отбомбился и уходил на полной

скорости в западном направлении. Прожектора еще сопровождали его, но с

каждой секундой наклонная дальность от их рефлекторов до цели становилась все

больше, освещенность самолета резко падала, и через короткое время он исчез.

Все ясно: надо ловить не того, который на отходе, а того, который на

подходе, с бомбами. Это вдвойне целесообразно: можно и прицельное

бомбометание ему сорвать, и атаковать с большими шансами на успех, пока

прожектора его надежно держат. Вот он — боевой опыт, который в ту ночь у

новичков вроде меня формировался, можно сказать, даже не от часа к часу, а от

минуты к минуте!

Лихорадочно осмотревшись, я обнаружил еще одну яркую точку в скрещении

прожекторных лучей, образующих на этот раз не наклонную, а стройную, вытянутую вертикально вверх пирамиду. Скорее туда!. Раза два моя машина