Избранное в двух томах. Том 2

наказания: отчисление из отряда космонавтов, хотя воинские уставы дают, как

известно, в руки начальников достаточно широкий спектр мер взыскания для

воздействия на провинившихся подчиненных. Мне — как тогда, так и теперь —

представляется, что сохранить такого одаренного человека, как Нелюбов, в

отряде первых космонавтов — стоило.. А дальше его жизнь пошла, что

называется, под откос. Откомандированный назад в строевую часть, он не

выдержал — стал прикладываться к бутылке и вскоре погиб, попав под поезд.

Сравнение же работы космонавта с работой летчика, правда с несколько

иных позиций, сделал снова, много лет спустя, другой космонавт — Георгий

Гречко. В беседе с писателем и журналистом Ярославом Головановым1 он сказал:

«А знаешь, если бы начинать

1 В этой книге я буду еще не раз ссылаться на собственные высказывания космонавтов, ученых, конструкторов, сделанные ими в беседах с писателями и журналистами Ю. Апенченко, Е. Велтистовым, Я. Головановым, В. Губаревым, Н. Маром, Г. Остроумовым, В. Песковым, А.

Покровским, А. Тарасовым и их коллегами. Ссылаться с глубокой признательностью, потому что

хотя сами эти высказывания по праву принадлежат их авторам — деятелям космонавтики, по

давно известно, что содержательный, глубокий, умный ответ получается чаще всего как реакция

на содержательный, глубокий, умно поставленный вопрос, 118

жизнь сначала, я бы не пошел в космонавты. Я бы пошел в летчики-испытатели.

Там летают каждый день, и для оценки человека есть самый главный критерий: дело». Так что на сей счет существуют разные точки зрения. И, наверное, имеют

на то право..

На личности космонавта как бы фокусировались все гражданские чувства, вызванные первыми в истории космическими полетами (кстати, и Гагарин, и

Титов, и другие космонавты не упускали случая во всеуслышание подчеркнуть

это обстоятельство и заявить, что считают его несправедливым).

Правда, в дальнейшем определенная трансформация воззрений общества на

космические полеты не могла не произойти в связи с тем, что полеты эти стали

исчисляться десятками — исчез эффект уникальности события. А силу этого

эффекта понимает каждый, понимали, кстати, и первые космонавты. Когда после

торжественной встречи Гагарина на Красной площади, во время приема в

Кремле, я сказал Титову: «Ну, Гера, теперь скоро мы увидим ваш портрет на

Историческом музее и послушаем ваше слово с Мавзолея»,— он ответил: «Что

вы, Марк Лазаревич. Такое два раза не повторяется».

Но в том, что касалось встречи его самого, космонавт-2 ошибся. Его

встречали почти так же радостно и торжественно, как Гагарина. Был и проезд в

открытой машине из Внукова в Москву, и огромный портрет на Историческом

музее, и митинг на Красной площади, и кремлевский прием — все было. А

главное, была соответствующая общественная атмосфера, была всеобщая

убежденность, что именно так и нужно встретить второго советского космонавта.

Мне кажется, что полет Титова как-то дополнительно осветил полет Гагарина —

утвердил его закономерность, неслучайность, в то же время почти не затронув

его уникальности!

Руководители подготовки первых космонавтов и все, кто принимал участие в

этом деле, понимали, какой удар славы ожидает их воспитанников. Может быть, не в полной мере (тут действительность, как говорится, превзошла все

ожидания), но понимали. По-

119

нимали и делали все от них зависящее, чтобы по мере возможности подготовить

своих слушателей к этому тяжкому испытанию. Так получилось, что кроме

спортивной, парашютной, теоретической и всех прочих видов подготовки

космонавтов пришлось им проходить еще и подготовку психологическую, причем направленную не столько на противодействие психическим нагрузкам в

самом космическом полете (в этом отношении стойкость ребят сомнений не

вызывала), сколько после него.

Свой собственный скромный вклад в это официально никак не

запланированное дело я пытался обосновать с позиций чисто профессиональных.

— Какой у вас налет? — спрашивал я у четырех из шести моих подопечных.

— Двести пятьдесят часов? Триста? Ну, так не говорите пока, что вы летчики.

Летчик начинается с шестисот, а то и с восьмисот часов. Не меньше. .

Конечно, говоря так, я несколько сгущал краски. Разные бывают

обстоятельства формирования летчика, разные требуются для этого и сроки. Во

время войны, особенно в ее начале, случалось, что на фронт попадали молодые

пилоты с налетом всего в несколько десятков часов. И ничего, вводились в строй, осваивались, доучивались в боевых вылетах... Правда, и потерь среди такой

зеленой летной молодежи было много, по шла война, погибали и умелые, и

опытные!.

Так что мои критические замечания по поводу летной квалификации

будущих космонавтов преследовали в основном воспитательные цели.