Избранное в двух томах. Том 2

космонавта, вызываю к жизни авиационные аналогии, пускаюсь в умозрительные

соображения. . Словом, дотошно восстанавливаю многое, что в авиации просто

знал.Да и, независимо от работы над книгой (о чем я тогда и не помышлял), свое

положение если не совсем стороннего, то все же наблюдателя я на космодроме,

пока шли запуски беспилотных кораблей, ощущал почти непрерывно. Ощущал с

тем большей силой, что кругом люди работали с полной отдачей. Работали изо

всех сил. Работали, что называется, на режиме форсажа!

Впрочем, работать иначе в те мартовские дни шестьдесят первого года было, наверное, уже невозможно. Вопрос о полете человека в космос был в принципе

решен, причем не только у нас.

— Надо нажимать! Американцы на пятки наступают, — сказал мне на

космодроме один из инженеров королёвского КБ.

Это была правда: американская печать в тоне полной определенности уже

сообщала о готовящихся пусках аппарата «Меркурий» с космонавтом — или, как

говорили в США, астронавтом — на борту. Естественно, это не могло не

действовать на всех участников дела примерно так же, как действует на бегуна

дыхание соперника за спиной.

Правда, как вскоре выяснилось, в США предполагали начать с полетов не по

настоящей космической орбите, а по так называемой баллистической кривой, 154

то есть по такой же в принципе параболе, по какой летит брошенный наклонно

вверх камень. Вся разница тут лишь в том, что камень, получив импульс от руки

метателя, пролетит за несколько секунд расстояние в несколько десятков метров, а американский корабль «Меркурий» приземлится (точнее, приводнится, все

американские баллистические и космические корабли при возвращении

опускаются на поверхность океана) через четверть часа после старта и на

расстоянии без малого пятисот километров от него.

Правомерно ли считать такой полет космическим?

На этот счет было немало споров. Причем споров нельзя сказать чтобы очень

академических: космические полеты, до начала проведения которых — это

чувствовалось с полной определенностью — оставалось совсем немного времени, предстояло регистрировать в Международной федерации авиационного спорта

(ФАИ) как рекордные, да и просто, независимо ни от каких рекордов, фиксировать как первые в истории человечества.

Первые!. Вообще говоря, я не склонен придавать проблемам приоритета

чрезмерное значение. Тем более что в прошлом не раз наблюдал в этой области

немалые переборы, пошедшие в конечном счете не на пользу нам самим, обретя

опасные свойства бумеранга. Нет, что говорить, приоритеты требуют обращения

с собой самого аккуратного. Но тем не менее в ту весну всем участникам

подготовки полета человека в космос хотелось, очень хотелось быть первыми.

И даже при самом трезвом отношении к проблемам приоритета невозможно

было их не понять.

Очень точно выразил свое отношение к этому гонкому вопросу один из

инженеров космодрома.

— Понимаете, — сказал он, — несправедливо это будет, если американцы

выйдут в космос с человеком раньше нас! Ведь нам было труднее. Больше

пришлось преодолеть.

— Почему же? — спросил я. — По части задела у нас положение никак не

хуже, чем у них. У нас была ГДЛ, была ГИРД1, а до этого — Циолковский. А в

са- 1 ГДЛ — Газодинамическая лаборатория, ГИРД — Группа изучения реактивного движения.

155

мые последние годы — межконтинентальная баллистическая. Так что, если

говорить о базе, она есть. И, я бы сказал, довольно солидная.

— Это все верно. База есть. Но она нам дороже досталась. Что ни говорите, а

через нас в этом веке две такие войны прокатились, вспомнить страшно! А они от

войн только богаче становились. . Вот вы говорите: межконтинентальная. Разве

мы одни ее в своем КБ делали? Столько пришлось других нагрузить: и

металлургов, и химиков, и электронщиков, и кого хотите. . А у всех свои дела. И

тоже срочные, тоже нужные. Им наши заказы не в доход, а только в мороку..

Через силу для нас делали, дай им бог здоровья. . Ну, а за океаном. . Там

промышленный потенциал другой. Слышали такое слово!. Нет, несправедливо

будет, если им их «Меркурий» засчитают!..

Чувства моего собеседника трудно было не разделить. Они были прежде

всего — независимо от колебаний климата международных отношений —

справедливы по существу.

Действительно, столько было у нас сделано для полета человека в космос, столько, казалось бы, непреодолимых трудностей — и научных, и технических, и

организационных — преодолено, столько пролито пота и потрачено мозгового

фосфора, что лишиться своего лидирующего положения в решении проблемы

пилотируемых космических полетов было бы в тот момент по-человечески очень

обидно. И уж тем более обидно и несправедливо было бы уступить это

положение не по существу, а чисто номинально: из-за того, что где-то назвали бы