Избранное в двух томах. Том 2

Достаточно сказать, что в течение первого же месяца войны — до начала

налетов вражеской авиации на Москву — в составе 6-го авиакорпуса были

дополнительно развернуты семь полков, а общее количество самолетов

увеличено более чем в полтора раза. Интенсивными темпами шло освоение

летчиками полетов ночью, в том числе и на истребителях новых типов.

Словом, делалось многое.

Не буду перечислять всего — расскажу только об одном, наверное, далеко не

самом важном, но имевшем непосредственное отношение ко мне и моим

товарищам: об организации двух отдельных (это значит — не входивших в состав

какого-либо полка и дивизии, а подчи-

22

нявшихся непосредственно командиру корпуса) авиационных ночных

истребительных эскадрилий противовоздушной обороны города Москвы.

Летный состав этих эскадрилий был сформировав из летчиков-испытателей

авиационной промышленности. — Здорово! Наконец-то и мы понадобились! —

комментировал это событие Гринчик.

И все мы безоговорочно согласились с ним, хотя , если вдуматься, ничего

особенно «здорового» в обстоятельствах, заставивших вспомнить о нас в

подобном плане, конечно, не было.

Перечитывая сейчас старые приказы о формировании этих эскадрилий, первый из которых начинался внушительными словами: «Ставка приказала. .», я

вижу, что командование считало нас (или, во всяком случае, писало так, будто бы

считало) куда более зрелыми мастерами, чем мы были в действительности.

Так, в приказе по корпусу говорилось, что летный состав обеих отдельных

эскадрилий обладает большим опытом по эксплуатации самолета в воздухе и

уверенно летает на всех высотах и ночью.

Правда, если отбросить последнее утверждение — относительно ночи, — то в

общем подобная характеристика была не очень далека от истины.

Мы и в самом деле имели на новых истребителях, особенно на «мигах», наверное, больший налет, чем летчики любой строевой части. Тут, как нередко

случается, не было бы счастья, да несчастье помогло: эпопея с капризными

моторами и другими «детскими болезнями» первенцев нашего скоростного

самолетостроения заставила изрядно полетать на них, а значит — надежно

вжиться в их повадки, привыкнуть к тому, что они любят, а чего не любят, начать

чувствовать себя в их кабинах как дома.

Это было действительно немало. Однако, к сожалению, далеко не все! Ни

один из нас не летал на новых истребителях ночью, мало тренировался в

выполнении на них фигур высшего пилотажа, ни разу не стрелял в воздухе.

Правда, как я узнал впоследствии, в этом отношении мы мало отличались от

подавляющего большинства летчиков нормальных строевых частей. Много лет

спустя я прочитал в «Военно-историческом журнале», что из всего летного

состава, предназначенного к переходу на новые истребители, к началу войны

было подготов-

23

лено к боевым действиям на этих самолетах всего около четырнадцати

процентов. Причем большая часть летчиков, входивших в эти четырнадцать

процентов, была готова воевать на новых истребителях только днем.

Но при всем этом они, по крайней мере, имели хоть какой-то опыт стрельбы

в воздухе и проведения учебных воздушных боев — пусть на старых самолетах.

У нас же в эскадрилье было немало гражданских летчиков-испытателей, не

кончавших военных летных школ и не имевших подобного опыта вовсе.

Не надо быть авиационным специалистом, чтобы оценить значение таких

пробелов: мы, в сущности, на умели делать именно того, что прежде всего

потребовалось бы в воздушном бою.

К счастью (теперь я понимаю, что конечно же к счастью!), нас это, по

крайней мере в первый момент, нимало не смущало. И если бы кто-нибудь

спросил тогда любого из нас — молодых и по-молодому самонадеянных, —

умеем ли мы делать все, что положено ночному летчику-истребителю, то, наверное, услышал бы в ответ нечто подобное классическому анекдоту:

— Скажите, вы умеете играть на скрипке?

— Не знаю. Никогда не пробовал. Очень может быть, что умею. .

Впрочем, в интересах истины надо добавить, что определенная разница

между персонажем этого анекдота и нами все же была. Мы действительно

«никогда не пробовали» делать именно данные вещи на именно данном самолете.

Но при всей своей профессиональной, да и не только профессиональной

молодости мы уже так много раз успешно справлялись с совершенно новыми для

себя заданиями на столь же новых машинах, что успели привыкнуть к этому.

«Привычка к непривычному» — едва ли не самая характерная черта, отличающая

летчика-испытателя от летчиков других специальностей. На всех новых типах

самолетов мы вылетали сами, в лучшем случае после короткого устного

полуинструктажа-полуконсультации со стороны кого-нибудь из уже

попробовавших новую машину коллег, а иногда, когда такого коллеги рядом но