Санитарный начальник. У вас мертвец тут. Больной умер. Пока вы тут болтали.
Врач. Он умер час тому назад.
Санитарный начальник. А вы здесь его продержали до нашего прихода, нарочно? Надо было отнести немедленно в морг.
Врач. Не немедленно. По инструкции – через два часа после смерти. Да и морга у нас нет, сарай просто.
Большой начальник. Что тут морочить голову с инструкциями Сануправления. Любую инструкцию надо толковать здраво.
Врач. Это не инструкция Сануправления, гражданин начальник. Это – медицинский учебник. Признаки смерти…
Большой начальник. Молчи, не морочь голову, первый раз вижу такую больницу, где мертвецы лежат рядом с живыми.
Санитарный начальник. А это что? Это – тоже мертвец? Это тоже на два часа? Тоже по инструкции? Тоже признаки смерти?
Первый больной. Гражданин начальник, я хотел подголовник сделать, голову хотел повыше, полегче.
Санитарный начальник. Я тебе покажу подголовник! Выписать немедленно.
Врач. Выписать этого больного нельзя.
Санитарный начальник. Нельзя? Тогда я тебя самого выпишу, понял?
Врач. Понял.
Санитарный начальник. Надо отвечать: понял, гражданин начальник. Встань как полагается.
Врач. Понял, гражданин начальник.
Главный врач. Я уже давно хотел написать вам рапорт о замене этого врача. Работаешь, работаешь, а тут бревно под подушкой, палки в колеса.
Санитарный начальник
Большой начальник. Мало инспектируете. Действительно, он у вас держится слишком развязно. Отправьте его на прииск, если не хочет работать. Где главный врач?
Главный врач. Здесь, товарищ начальник.
Большой начальник. В ваши обязанности входит не только руководство, так сказать, профессиональное, но и политическое воспитание и политический контроль. При двойной, так сказать, субординации. Во-первых – это главное: он заключенный, а вы – вольнонаемный. А во-вторых: вы начальник, а он – ваш подчиненный. Надо следить, чтобы больницы не были рассадником враждебной агитации.
Главный врач. Слушаюсь, товарищ начальник. Все будет сделано.
Большой начальник. А вы лечитесь тут, поправляйтесь, возвращайтесь к трудовой жизни.
Первый больной. Русский язык, говорит, засорен, господа!
Второй больной. Тут у вас, говорит, Колыма в натуре.
Первый больной. Не в натуре, а в миниатюре.
Второй больной. Сам ты в миниатюре. Таких и слов по-русски нет. «В миниатюре».
Первый больной. Нет, есть. Сергей Григорьевич, есть такое слово «в миниатюре»? Или нет?
Третий больной. Оставь его!
Гриша. Можно и не стирать, пожалуй.
Врач. На выписку, Гриша.
Гриша. Сергей Григорьевич, поговорите с главным, он ведь человек неплохой. Хотя тут от близости начальства и осатанел.
Врач. Да. Дети, семья, сам скотина, как в анекдоте.
Гриша. Попросите, чтобы он с начальником прииска поговорил – вас бригадиром поставят. Все не ворочать камни, не ишачить, не пахать.
Врач. Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность. На прииске золотой сезон начинает и кончает бригада Иванова. Через три месяца, в конце сезона, в бригаде остается только один бригадир, а остальные сменились по три, по четыре раза за эти летние месяцы. Одни ушли под сопку, в могилы, другие – в больницу, третьи стали неизлечимыми инвалидами. А бригадир жив! И не только жив, а раскормлен, получает «процент». Бригадир и есть настоящий убийца, руками которого всех убивают. Ведь это каждому ясно, кто видел забой.
Гриша. Эх, Сергей Григорьевич, своя рубашка к телу ближе. Умри ты сегодня, а я завтра.