Избранные

— Азимову напишете! Да ну! Вы с ним знакомы? — От радости я захлебнулся словами. Кто не знает Азимова! Чемпион Советского Союза был, а сейчас «Спартак» тренирует.

— Ради бога, не пишите ему никакую записку, — сказала мать.

— Вы видите! — сказал я. — Вы видите, что она делает! Он засмеялся, мигнул мне — мол, это наше с тобой личное, — сразу меня понял.

Я хотел его про значок спросить и не решался.

— Только вот что, приятель, — сказал он, — тут нужно сочетание. Ответственность-то у тебя перед собой имеется?

— Какая ответственность?

— Школу будем заканчивать?

— Да успею я закончить, пусть она не волнуется.

— Кто — она?

— Ну, мать.

— Тебе ведь это нужно, а не ей, сам должен волноваться.

— Вынь руки из карманов, — сказала мать.

Я вынул.

— Со школой, значит, мы с тобой договорились, так я понял?

— Договорились.

— С сентября начнем?

— Начнем.

— И вы ему верите? — вмешалась мать.

— Вполне.

— Да если я захочу, я в два счета летом за седьмой класс сдам не моргнув глазом.

— А скромность?

— Маяковский во весь голос так и шпарил! Во была личность! Я его наполовину наизусть знаю, — сказал я не к месту.

— Высоко хватил. Может, прочтешь чего?

— Сейчас неохота.

— А вы знаете, я Маяковского не люблю, — вмешалась мать, — Грубо, понимаете ли… Я его никогда не понимала, дело вкуса…

— Дело вкуса, мадам, — неожиданно он добавил «мадам».

Но матери понравилось. Она вовсю заулыбалась и пустилась было рассказывать, как ее косило, но я перебил.

— Я бы хотел заработать, а где, пока не знаю, — сказал я.

— Да, да, — добавила мать поспешно, — как бы его к делу пристроить…

— Мы с тобой так решим, — сказал он, положив мне руку на плечо, — пошлем мы тебя в пионерский лагерь художником. Будет там тебе зарплата маленькая, оформлением займешься и пейзажи попишешь. Ты, надеюсь, комсомолец?

— Да кто же его в комсомол-то примет с одиннадцатью единицами, — сказала мать.

— Что ж ты, братец, — сказал он, разводя руками, — как же так?

— Не принимают, — пробормотал я упавшим голосом, предполагая, что теперь все рухнуло, пропало. Не напишет он мне записку Азимову, раз я не комсомолец…

— Таким в комсомоле не место! — закричала мать, к моему удивлению. — Заслужить надо!

Выходит, против меня старается, вот те на!

— Мы ему дадим время, мамаша, дадим ему время исправиться. Пошлем его все-таки в лагерь, поможем ему, подсобим.

— Спасибо вам, — сказала мать, — как вы с ним быстро договорились — диву даюсь!

— А в школу мы тебя в вечернюю устроим.

— А записку обещаете?

— В чем вопрос!

— Спасибо.

Так мы и расстались. В теплой и дружеской обстановке.

— Заходи, когда надо, — сказал он.

Я помахал рукой на прощание возле дверей, как боксеры на ринге, а он мне в ответ.

17

Я никогда не задумывался раньше, никогда не придавал значения, на чем моя мать спит, так же как не придавал значения своей старой засаленной тахте. И никакого значения не придавал отцовской кровати, где вместо пружин были доски. Почему же все-таки у нас такие скверные кровати? Правда, так же я не замечал и чужие кровати, не сравнивал их с нашими. Да тут и сравнивать нечего! Хуже наших навряд ли сыщешь! Я как бы заново увидел нашу пустую квартиру: рояль дребезжащий и облупленный, за которым мать поет свои романсы — вот и все в большой комнате. Пустота вокруг рояля. А в спальне — кровати. Настойчиво вспоминаю виденные мною кровати у знакомых. Перечисляю в уме, на чем люди спят. В кинофильме «Броненосец „Потемкин“» матросы спят на весу. Отец спал одно время на табуретках. Спят люди на вокзале и на работе. Рудольф Инкович спал в ванной (он жил в бывшей ванной комнате, и спал не в самой ванне, как я представлял, ее убрали), спят пьяные на земле, а на траве влюбленные. Спят на полках в поездах и на палубах. На перинах и на матрацах. Я спал на пиджачке в милиции. Снят на крышах в теплые звездные ночи. На балконах в духоту. Философ Диоген спал даже в бочке, если не врут. Наверное, чем лучше кровать, тем хозяева богаче…

Мы так бедны! А я и не подозревал. Отец всегда давал мне денег, сколько я у него просил. Гостей мы угощали широко, как нас в гостях не угощали. Все отцовские родственники жили у нас на полную катушку. И если мать лечилась у платных врачей, значит, мы не нищие? Но как же мы не нищие, раз у нас такие кровати?

Жуткие у нас кровати!

Но спали-то мы на них не задумываясь! Никто из нас никогда не жаловался, только гостей не пускали в спальню, какое их, простите, дело!