Избранные

Судья держал меня за руку, готовый поднять ее, а там, в дымке, среди голов, я увидел маленькую головку с короткой стрижкой, я узнал его сразу и рванулся инстинктивно туда, но судья сжал мою руку, удивленно на меня посмотрел и сказал: «Все в порядке». А тот тип уходил, встал со своего места и пробирался к выходу по своему ряду, и уже не смотрел на меня, а только и думал, как бы убраться. Люди поднимали ноги и недовольно пропускали его. Тогда солнечные зайчики прыгали по его спине, а я стоял с окровавленным лицом. Ни за что ни про что он меня тогда ударил головой, но я еще с ним встречусь…

Судья поднял мою руку.

Завопили, затопали, засвистели земляки, и я поклонился, как артисты в цирке, и шум удвоился, они меня поняли, и, счастливый, я послал им поцелуй, и долго махал руками, и поднимал руки над головой.

22

Погода стояла самая настоящая осенняя. Когда я отправлялся на соревнования, я не замечал погоды, а выйдя из цирка, сразу ощутил осенний воздух. Вдыхать свежий воздух после жаркого боя — настоящее удовольствие.

От фонарей покачивались тени на асфальте, шелестели листья на деревьях и блестели лужи.

У решетчатой двери я остановился. Сквозь решетку просвечивал свет. Да, на этой решетке я висел тогда. А какую чушь болтали мы с Гариком про старого директора и завуча! В каком нелепом положении находился я на решетке! Старый хромой директор, он один поставил мне тройку по своему предмету, а все остальные педагоги — единицы. Он даже допустил меня до экзаменов, с полным ворохом колов. Смешно было допускать, а он допустил. Правда, он потом меня из школы вытурил, после того как я пьяный на его дверь забрался, но это пустяки: терпение у него просто лопнуло. У каждого может лопнуть терпение, я на него за это не обижался.

Я позвонил и услышал голос старика:

— Да, да!

Я толкнул дверь, помню, она открывалась внутрь, когда я висел на ней.

Старик стоял посреди комнаты, опираясь на свою палку.

— Вы меня не помните? — спросил я, держа в одной руке букет цветов, а в другой диплом чемпиона.

— Постой, постой, — сказал он, — как же, как же…

Я протянул ему букет, и он смутился.

— Какая прелесть, — сказал он, — дивный букет, сынок…

В комнате еще был мальчонка лет шести с кошкой в руках, он пел странные куплеты на мотив песни из кинофильма «Цирк»:

Пикованные слоны,
Пиковый барсе-о-нок.
Слон пико-о-ванный,
Барсик пи-кова-а-нный!

— Мой внук, — сказал старик, — молодежь отправилась в кино, а ребенка — деду. Я с ним и забавляюсь. Не думал, что заглянешь, да еще с цветами… Помнится, я тебя еще из школы вытурил, не так ли?

— Совершенно верно, — сказал я обрадованно, — значит, вы меня вспомнили?

— А как же! Помню, отлично помню. Красочные газеты, метровые листы, премии на конкурсах… Но трудно было ожидать, что ты ко мне заявишься, сынок, невозможно было ожидать…

— Шел мимо, вот и завернул.

— Это отлично, отлично, что завернул, не знаю, чем тебя угостить…

— Мне ничего не надо, я без всякого заглянул.

— Я понимаю: без всякого, понимаю, помнится, ты водкой увлекался… В детстве маленько баловался, так?

— Ну, зачем же вспоминать, Хачик Грантович…

— Ну, я пошутил.

— Хороший сегодня денек, — сказал я.

— О да!

— Кто у вас теперь стенгазеты рисует? — спросил я.

Он махнул рукой.

— Художественная часть пошла на убыль. Завал с художественной частью, сынок. Часто вспоминал, где, думаю, сейчас наш художник пропадает, учиться не хотел…

— И я вас вспоминаю. Вот бы, думаю, Хачик Грантович мне преподавал…

— Значит, учишься?

— А как же!

— Значит, у тебя все в порядке? Я рад. Рассказывай, рассказывай. Рисуешь?

— Сейчас я не тем занят. Сейчас у меня задача другая.

— Между нами, — сказал старик, — зачем ты мне букет принес? С какой стати? Что у тебя на уме, выкладывай. Нет ли здесь подвоха?

— Подвоха?

— Может, мне цветы притащил за то, что я тебя из школы вытурил?

— Любой бы меня вытурил. Я очень даже понимаю, что любой бы меня исключил на вашем месте.

— Зачем же цветы? Что у тебя в руке?

Я протянул ему диплом чемпиона и сказал:

— Хотел вам показать. Побил всех подчистую ваш бывший ученик.

Мне давно хотелось похвалиться своей победой, и он оказался первый. Он ничего не понял, смотрел то на меня, то на диплом.

— Кого побил? — спросил он.

— Всех, всех, читайте. Об этом там написано. Внимательно читайте. Ну, прочли?

— Сейчас мы найдем очки, — сказал он, недоверчиво на меня поглядывая.

Малыш представил кошку:

— Барс.

— А почему он пикован? — спросил я.

— Как почему? Потому что он пиковый! Пикованный! Неужели не понятно? Сам придумал! Больше я ничего не могу сказать.

Пиковый Барс, обыкновенная кошка, выскочил у него из рук и помчался в соседнюю комнату, а внук за ним.

Старик надел очки, прочел диплом, поднял на меня глаза.

— Прочли? — спросил я. — Все прочли?

— Ты?! — сказал он, снимая очки.

— Чемпион родного города, — сказал я.

Он спросил почти шепотом:

— Между нами: ты? Побил всех…

— Ну, не всех…

— А ты сказал: всех.

— В своем весе, разумеется, в масштабе города…