Избранные дни

Суть всех трех статей сводилась более или менее к одному и тому же, разнился только тон. Неустановленный террорист взорвал себя и некоего Дика Харта, крупного воротилу в области недвижимости. Еще ни слова о том, что террорист был ребенком, — пока что коллегам удавалось добиться того, чтобы свидетели придержали языки. Далее — очевидные аналогии с тем, что творят в Израиле боевики Хамас и других подобных организаций. Журналист «Пост» слепил нечто маловразумительное о том, что перед взрывом террорист якобы прокричал «Аллах акбар!» — не то ссылаясь на какого-то невменяемого, утверждавшего, что он это слышал, не то просто отдавшись полету собственной фантазии. В остальном — ничего неприятного, кроме, понятное дело, самого происшествия. Все три газеты приводили собранные по крохам сведения о Дике Харте — жена и дети с журналистами общаться отказались. Материалы сопровождались снимками до крайности заурядного вида мужчины пятидесяти трех лет с тем неожиданным детским выражением туповатости на физиономии, которое часть мужчин приобретает, облысев, когда под обнажившейся выпуклостью лба черты лица начинают казаться мельче и невиннее. Председатель совета директоров «Каламус девелопмент корпорейшн». Жена Лукреция (Лукреция?) работает дизайнером в Грейт-Нек, где, собственно, и живет семья. Дочь Синтия заканчивает среднюю школу, сын Карл на втором курсе учебного заведения, названия которого Кэт до сих пор не слыхала. В «Таймс» и «Пост» фото было одно и то же, незатейливое, бог весть откуда выкопанное и вполне подходящее для некролога. «Ньюс» раздобыла снимок, на котором Харт был запечатлен в компании похожих на него людей на церемонии закладки, решила Кэт, очередной офисной громадины на Третьей авеню.

В девять Кэт вернулась в свой отсек и опустилась в кресло, до сих пор хранившее тепло усидчивой задницы Эда. Просмотрела в журнале сделанные Эдом записи. Трое звонивших брали на себя ответственность за взрыв — обо всех троих Эд старательно доложил. Два звонка были вариациями на одну и ту же тему теперь вы все пожалеете (без уточнения, о чем именно все должны пожалеть), и это еще не все; оба звонивших не потрудились уточнить, как им удалось выжить при взрыве, чтобы потом сделать этот звонок. Третий назвался членом некой Бригады Просвещения и пообещал, что террористические акции будут продолжаться до тех пор, пока в Соединенных Штатах женщинам наконец не запретят убивать нерожденных младенцев.

Вскоре после девяти у ее отсека остановился Пит, в руках у него была первая за день кружка горячей липкой жижицы без сахара и с запахом кофе.

— Как дела? — спросил он.

— В порядке.

— Поспала?

— Немножко.

Он, шагнув в отсек, позволил себе положить руку ей на плечо. Они с Питом придерживались безмолвного договора о неприкосновении с тех самых пор, как три месяца назад, засидевшись допоздна, оба оказались так измотаны и расстроены, что вдвоем укрылись в женском туалете. Кэт до сих пор не могла понять, почему она это сделала, ведь он не вызывал у нее ни малейшего интереса, однако загадочным, непостижимым образом она направилась в туалет, мимоходом кивнув ему, и не успела опомниться, как уже сидела на раковине, обхватив ногами его малосимпатичную немолодую задницу. Он все делал потому, что она ему это позволила, потому что в тот момент ему казалось, что, кроме них, никого больше нет в мире, потому что его жена слепла, а единственная дочь помешалась на экологии и жила в Латинской Америке, она же сама — потому… потому что жена Пита слепла, потому что его единственная дочь помешалась на экологии и жила в Латинской Америке, потому что сама она не спасла сына от смерти и теперь двенадцать часов кряду принимала звонки, потому что спина Пита напомнила ей спину бывшего мужа, потому что это место было таким безобразным и таким тихим, таким от всего отдаленным, потому что в этот самый момент в ней бродило желание на все наплевать, пойти в разнос, сделаться такой же безумной, разрушительной и безответственной, какими были те, кто ей звонил. Они с Питом никогда о том эпизоде не вспоминали. Оба знали, что такого больше не повторится.

— Уверена, что сможешь работать?

— Абсолютно уверена. Что-нибудь новое выяснилось?

— Эксперты говорят, мальчишке было тринадцать, может быть — четырнадцать. Он был маленьким для своего возраста. Похоже, психически здоровым, насколько пока можно судить.

— Как же все достало!

— А кого нет?

— Я не только про это. Я про все.